Полуночный лихач - Елена Арсеньева

– Нинка! – грозно сказалаИнна. – Я серьезно говорю.

– Ладно, не поедем мы на такси, подождемавтобуса, если уж ты так переживаешь.

– Не врешь?

– Вот те крест! – Нина торопливовзмахнула перстами, расцеловалась на прощание с Инной – и они с Лапкой вышли водвор. Несколько раз оглянулись – Инна еще долго махала им с лоджии, – апотом свернули за угол, и Нина облегченно вздохнула: – Ну что, на автобус?

Лапка только тяжелешенько вздохнула в ответ.

Это сущее безумие – тащиться сейчас по плохоосвещенному подземному переходу, потом трястись от холода на остановке, темболее что уже около десяти, пока еще чего-то дождешься! Водители автобусовочень торопятся лечь пораньше, а Лапка вон еле на ногах стоит. Нехорошо,конечно, нарушать клятвы, но, может быть, бог простит ее один раз? Это ведьисключительно ради ребенка.

Она вскинула руку, и тотчас к обочине вильнулдохленький белый «москвичок».

– Подвезти? – В окошке показалосьблагообразное лицо, окаймленное седенькой бородкой. – Садитесь.

– До Звездинки сколько возьмете? – сопаской уточнила Нина.

– Дитя мое, я не калымщик, а профессормедицины, – усмехнулось лицо. – Брать деньги с женщины и ребенка –это нонсенс. Тем более что я еду именно на Звездинку. Садитесь, прошу вас.

Нина быстренько затолкала Лапку на заднеесиденье и села рядом. Профессор медицины благожелательно улыбнулся в зеркале –и добропорядочный «москвичок» рванул просто-таки с ковбойской лихостью.

Нина наклонила голову, пряча усмешку. Уж этотдяденька точно никакой не маньяк. Настоящий интеллигент, прямо профессорПреображенский из Булгакова! Так что смелым бог помогает. Вдобавок «Москвич» –ее любимая машина… с некоторых, очень давних пор. Нина чисто рефлекторнопринюхалась – нет, только бензинчиком чуть-чуть несет, «Преображенский» некурит. Вообще сейчас все больше некурящих мужчин появляется, Антон, правда,покуривает, но изредка и только «дамские» сигареты с ментолом, причем у негопринцип – не дымить в квартире, только на балконе, даже когда на улице подтридцать мороза. А вот Мальцев, тот милицейский капитан, не курил, и егопомощник Храмцов, и от врача с побитым фельдшером пахло только больницей –карболкой, как писали в старых книгах…

– Уточните, куда именно вам наЗвездинке, – подал голос деликатно молчавший доселе «Преображенский».

– Ой, уже Главпочтамт! – глянула вокно Нина. – Лихо мы!

– Не машина – зверь! – самодовольносказал профессор. – Не правда ли?

– Воистину. Нам, пожалуйста, вон туда,дом девять.

– А я живу напротив бывшего Гипродора, втом доме, где бывший мебельный и бывшая химчистка. И всем говорю, что я избывших! – «Москвич» тормознул так резко, что Нина с Лапкой клюнули спинкипередних сидений. – Ой, извините.

– Да ну что вы, спасибо вам огромное.

– Дай бог здоровья, – изысканнопростился профессор и унесся в ночь на своем «звере», так и не заметив, чтоНина тихонько опустила на заднее сиденье пятидесятку. Ничего, «бывшим» тожекушать надо.

Видимо, Лапка и впрямь устала, потому чтомгновенно разделась, умылась и юркнула в постель. Нина поцеловала ее, погасиласвет, приоткрыла балкон – начали топить, хотя на улице стояли последние днибабьего лета, и в комнате было душновато, – и уже пошла было к себе, ноЛапка сонно пробормотала:

– Ма, посиди со мной… – и Нинапокорно опустилась рядом.

Лапка привычно подвинулась, давая ей место, иНина прилегла, улыбаясь. Совершенно нет сил противиться этому ласковому теплу,сонному детскому дыханию, этой любви. И не впервые сжала сердце боль – пока ещегипотетическая, но от этого не менее острая: а что будет с ней и Лапкой, еслиАнтон решит бросить Нину? Ясно, что не любит он ее и с каждым днем все болеетяготится их семейной жизнью. Не то чтобы на стенку лезет, однако тоскливо ему.Раньше хоть редко, но сближала их постель, а теперь и на этом фронте всезастопорилось. Наверное, и впрямь кто-то есть у Антона, факт, ну не может женормальный тридцатилетний мужик больше месяца обходиться совершенно без секса!А нормальная двадцатишестилетняя женщина?

Нина невесело улыбнулась кромешной темноте, откоторой можно было не таиться. Нормальной женщине просто ничего другого неостается, как покорно терпеть. Хотя иногда и печально ей бывает… так сказать,чисто физиологически. А что делать? Но не пойдешь же опять на вокзал, невозьмешь попутку! Кстати, странно, что и сегодня их с Лапкой подвозил с вокзалаобшарпанный белый «Москвич», очень похожий на тот самый. А что, если «профессорПреображенский»… Ну, бред. Нина не запомнила лицо того парня, но он был именномолод, эта его жаркая молодость во всем ощущалась. А вот интересно, если быдовелось случайно встретить, узнала бы она его или нет? Неужели сердце неподсказало бы?..

А при чем тут вообще сердце, если честно? Имелместо только здоровый секс – перепихнулись, как теперь говорят, да и разошлисьв разные стороны, очень просто!

Почему-то эта формулировка вызвала сильноераздражение и обострила ту глухую тоску, которая уже давно и безотчетно владелаНиной. Надо встать, выпить чаю, развеяться. Она начала тихонько подниматься сдивана, стараясь не потревожить Лапку, и замерла, услышав тихий скрип взамочной скважине.

Антон вернулся из Москвы? Ведь как раз вначале одиннадцатого приходит поезд. Что-то у него вошло в привычкувозвращаться неожиданно. Неужели проверяет, как ведет себя нелюбимая жена? Да,правду говорят, что мужчины – собственники. Не скрывая своей холодности к Нинеи, наверное, даже изменяя ей, Антон все же остается ревнивцем и собственником.Вот и нагрянул проверить: не привела ли жена втихаря домой хахаля, некувыркается ли с ним в супружеской постели? Хотя нет, у него создастся полноеощущение, что ее нету дома. Нина не закрыла дверь на защелку – слишком тугую, окоторую она всегда ломала ногти. Сколько раз просила Антона что-то переделать,но он как не слышал… Поэтому дверь изнутри не заперта. Вот и вырисовываетсякартинка: жена загуляла допоздна. Ничего, пускай крадется. Сейчас обнаружитпустую кровать, кинется, пылая яростью, к Лапке – а тут они вдвоем.

Интересно, станет Антону хоть на минуточкустыдно? Ох, вряд ли! Не лучше ли выйти, чтобы не превращать все в полнейшийфарс и не будить Лапку выяснением отношений?

Она бесшумно встала с дивана, сделала шаг – иноги приросли к полу при чуть слышном шепоте:

– Черт, ни хрена не видно!

– Постой, глаза привыкнут, –отозвался второй голос.