Попытка к бегству. Хищные вещи века. За миллиард лет до конца света. Гадкие лебеди - Борис Стругацкий

– Я не могу уйти, не двигаясь, – объяснил я. – И стоя, где стою.

Рот у него снова приоткрылся.

– Хугер, – сказал он неуверенно. – Говорю тебе, Хугер: сгинь!

– Почему Хугер? – удивился я. – Ты меня с кем-то путаешь. Я не Хугер, я Иван.

Тогда мальчик вдруг закрыл глаза и пошел на меня, наклонив голову и выставив перед собой свою трубку.

– Я сдаюсь, – предупредил я. – Смотри не выпали.

Когда трубка уперлась мне в живот, он выронил ее и, опустив руки, весь как-то обмяк. Я наклонился и заглянул ему в лицо. Теперь он был красный. Я поднял трубку. Это было что-то вроде игрушечного автомата – с удобной рифленой рукояткой и с плоским прямоугольным баллончиком, который вставлялся снизу, как магазин.

– Что это за штука? – спросил я.

– Ляпник, – сказал он угрюмо. – Дайте сюда.

Я отдал ему игрушку.

– Ляпник, – сказал я. – Которым, значит, ляпают. А если бы ты в меня попал? – Я посмотрел на стену. – Надо же, теперь это за год не отмыть, придется стену менять.

Мальчик недоверчиво посмотрел на меня снизу вверх.

– Это же ляпа, – сказал он.

– Да? А я-то думал – лимонад.

Лицо его приобрело наконец нормальную окраску и обнаружило определенное сходство с мужественными чертами генерал-полковника Туура.

– Да нет, – сказал он. – Это ляпа.

– Ну?

– Она высохнет.

– И тогда уже все окончательно пропало?

– Да нет же. Просто ничего не останется.

– Гм, – сказал я с сомнением. – Впрочем, тебе виднее. Будем надеяться на лучшее. Но я все-таки очень рад, что ничего не останется на стене, а не на моей физиономии. Как тебя зовут?

– Зигфрид, – сказал мальчик.

– А подумавши?

Он посмотрел на меня.

– Люцифер.

– Как?

– Люцифер.

– Люцифер, – сказал я. – Велиал. Астарет. Вельзевул и Азраил. А покороче у тебя ничего нет? Очень неудобно звать на помощь человека по имени Люцифер.

– Двери же закрыты, – сказал он и отступил на шаг. Лицо его снова побледнело.

– Ну и что?

Он не ответил и снова начал пятиться, уперся спиной в стену и пошел боком, прижимаясь к ней и не сводя с меня глаз. Я понял наконец, что он принял меня то ли за вора, то ли за убийцу и хочет удрать, но почему-то он не звал на помощь и почему-то не заскочил в комнату матери, а прокрался мимо ее двери и продолжал красться вдоль стены к выходу из дома.

– Зигфрид, – сказал я. – Зигфрид-Люцифер, ты ужасный трус. За кого ты меня принимаешь? – Я нарочно не двигался с места и только поворачивался вслед за ним. – Я ваш новый жилец, твоя мама напоила меня сливками и накормила меня гренками, а ты чуть не заляпал меня и теперь сам же меня боишься. Это я должен тебя бояться.

Все это очень напоминало одну сцену в Аньюдинском интернате, когда мне привезли почти такого же мальчика, сына хлыста. Елки-палки, неужели я до такой степени похож на гангстера?

– Ты похож на мускусную крысу Чучундру, – сказал я, – которая всю свою жизнь плакала, потому что у нее не хватало духу выйти на середину комнаты. У тебя от страха стал голубой нос, уши сделались холодными, а штанишки – мокрыми, и ты оставляешь за собой ручеек...

В таких случаях абсолютно все равно, что говорить. Важно говорить спокойно и не делать резких движений. Выражение его лица не менялось, но, когда я сказал о ручейке, он на секунду скосил глаза, чтобы посмотреть. Всего на секунду. Затем он прыгнул к выходной двери, забился возле нее, дергая засов, и вылетел во двор – только мелькнули грязные подошвы сандалий. Я вышел за ним.

Он стоял в кустах сирени, так что мне видно было только его бледное лицо. Словно удирающая кошка остановилась на миг, чтобы поглядеть через плечо.

– Ну ладно, – сказал я. – Объясни мне, пожалуйста, что я должен делать. Мне надо сообщить домой свой новый адрес. Адрес вот этого самого дома. Дома, в котором я теперь живу.

Он молча смотрел на меня.

– К твоей маме мне идти неудобно. Во-первых, у нее гости, а во-вторых...

– Вторая Пригородная, семьдесят восемь, – сказал он.

Я не торопясь уселся на крыльце. Между нами было метров десять.

– Ну и голосок у тебя! – сказал я доверительно. – Как у моего знакомого бармена из Мирза-Чарле.

– Когда вы приехали? – спросил он.

– Да вот... – Я посмотрел на часы. – Часа полтора назад.

– Тут до вас жил один, – сказал он и стал глядеть в сторону. – Дрянь-человек. Подарил мне плавки, полосатые, я полез купаться, а они в воде растаяли.

– Ай-яй-яй! – сказал я. – Это же чудовище какое-то, а не человек. Его надо было утопить в ляпе.

– Я не успел, – сказал мальчик. – Я хотел, да он уже уехал.

– Это тот самый Хугер? – спросил я. – С Мартой и мальчиками?

– Нет. Откуда вы взяли? Хугер уже потом жил.

– Тоже дрянь-человек?

Он не ответил. Я привалился спиной к стене и стал смотреть на улицу. Из ворот напротив рывками выполз автомобиль, поерзал, разворачиваясь, взревел двигателем и укатил. Сейчас же вслед за ним промчался еще один такой же автомобиль. Запахло ароматическим бензином. Потом автомобили пошли один за другим, у меня даже запестрело в глазах. В небе появилось несколько вертолетов. Это были так называемые бесшумные вертолеты. Но они летели довольно низко, и, пока они летели, разговаривать было трудно. Впрочем, мальчик разговаривать, по-видимому, не собирался. Не собирался он и выходить. Он что-то делал в кустах со своим ляпником и время от времени поглядывал на меня. Не ляпнул бы он в меня оттуда, подумал я. Вертолеты все шли и шли, и машины все мчались и мчались, и казалось, будто все пятнадцать тысяч легковых автомобилей выкатились на Вторую Пригородную и все пятьсот вертолетов повисли над домом семьдесят восемь. Это продолжалось минут десять, мальчишка совсем перестал обращать на меня внимание, а я сидел и думал, какие вопросы придется задать Римайеру. Затем все стало как прежде: улица опустела, запах бензина рассеялся, в небе стало чисто.

– Куда это они все сразу? – спросил я.

Мальчик пошуршал в кустах.

– А вы что, не знаете? – сказал он.

– Откуда же мне знать?

– А я не знаю – откуда. Хугера-то вы откуда-то знаете...

– Хугера... – сказал я. – Хугера я знаю совершенно случайно. А про вас ничего не знаю. Как вы тут живете, чем занимаетесь... Вот что ты там сейчас делаешь?

– Предохранитель испортился.

– Так давай его сюда, я починю. Чего ты меня так боишься? Я похож на какого-нибудь дрянь-человека?