Всегда вчерашнее завтра - Чингиз Абдуллаев

— Раньше я об этом как-то не подумал. Мне следовалодогадаться сразу.

Пойдемте погуляем, здесь рядом Унтер ден Линден — знаменитаяулица «Под липами».

— Я бывал в Берлине часто, знаю, о чем вы говорите, —пробормотал Потапчук. — Раз вы так настаиваете, пойдемте, может, вам ещекакая-нибудь умная мысль придет в голову. У вас какое-то парадоксальноемышление.

Они вышли из отеля. На улице бродячие музыканты выводиликакую-то трогательную и заунывную мелодию. Миновав Фридрихштрассе, напарникивышли к широкой и пустой Унтер ден Линден. Дронго помнил времена, когда Берлинбыл столицей Германской Демократической Республики и эта улица, оживленная иполная людей, служила как бы своеобразной парадной вывеской государства. Целыйквартал занимало здесь советское посольство, размещенное за высокой оградой.Рядом находилось невообразимо большое представительство Аэрофлота. Сейчаспосольство уже давно закрыли, на воротах красовалась другая вывеска, извещавшаяо том, что это всего лишь отделение посольства России в Германии.Представительство Аэрофлота также закрылось. Улица стала тихой и пустой. На нейне было ресторанов, только два полупустых кафе в разных концах, здесь почти непоявлялись прохожие, за исключением туристов, которых доставляли автобусаминепосредственно к Бранденбургским воротам. Здесь не было даже стоянки такси.

Сама жизнь словно вытекла из этой улицы, сделав ееуныло-безжизненной.

Дронго направился к Бранденбургским воротам. Когда-то здесьвозвышалась глухая Стена, и бдительные пограничники никого в другой мир непускали, стреляя в любого пытавшегося проникнуть туда без разрешения. Сейчасворота открыли, Стену снесли, а рядом выстроились коробейники со своим пестрыми разнообразным товаром — от советских наград и формы до традиционных матрешек.

Потапчук сердито хмурился. Особенно его возмущаливыставленные на продажу советская военная форма и награды бывшего СоветскогоСоюза. Справедливости ради стоит отметить, что продавались также награды ифуражки союзников. Но они не лежали вповалку, унизительными грудами.

Завлекали матрешки с карикатурными лицами бывших и нынешнихвождей России.

Встречались даже портреты Эриха Хонеккера и ЛеонидаБрежнева. После падения Стены минуло уже больше семи лет, но бессовестныеторговцы по-прежнему предлагали растасканные от нее камни, которые никогда некончались.

Может, распад страны начинается с полного забвения принциповморали и совести, когда награды и атрибуты государства становятся дешевымтоваром, выставленным на продажу.

Торговцы представляли полный интернационал: цыгане и турки,русские, украинцы, поляки, даже темнокожие жители Германии, неизвестно откуда икаким образом в эти места попавшие. Потапчук отмахнулся от особенно назойливогопродавца и спросил у Дронго:

— Зачем мы сюда пришли?

— Подумать, — коротко ответил тот. — Мне необходимо побыватьименно здесь, чтобы подумать о том, что будет дальше. Мне нужно увидеть этиворота и эту улицу, когда-то бывшую символом разделения всего мира.

— Увидели, — пожал плечами Потапчук, подходя к воротам. —Действительно странно, что здесь можно проходить, — удивленно сказал он, глядяна стоявшее справа здание бывшего рейхстага. — Я часто находился по ту и подругую сторону Стены, но никогда не стоял на ее месте, — признался он.

— Поэтому сейчас мы здесь, — нахмурился Дронго. — Я хочу длясебя понять, что произошло. Может, право народа на собственный выбор естьвысшие полномочия, которые никому не дано отнимать? Или все же кому-тодозволено решать за народ, как ему жить и в какие идеалы верить?

— При чем тут наша командировка? — недоумевал Потапчук,возвращаясь из-за ворот. Здесь не осталось ни пограничников, ни таможеннойстражи. Только галдели торговцы, почему-то расположившиеся исключительно навосточной стороне Берлина.

— Я вам потом все объясню, — пообещал Дронго, глядя передсобой. — Идемте обратно, — предложил он, — кажется, сейчас пойдет дождь.

Ничего не понимающий Потапчук отправился следом за Дронго,решив, что у того просто обычная меланхолия. Они вернулись в гостиницу,получили ключи и разошлись по своим номерам. У Дронго долго горел свет —очевидно, он решал для себя какую-то трудную задачу. Потапчук тоже почти неспал в эту ночь. Ему не нравились ни настроение партнера, ни неизвестные, всевремя появлявшиеся в самый неподходящий момент. Как опытный «ликвидатор», онзнал: любой неучтенный фактор в конечном итоге может стать самым главным. Исамым опасным.

Сарычева привели на допрос к Алексееву, к этому времениподъехал и подполковник Иевлев. Офицер Службы внешней разведки уже слышал ослучившемся в баре, знал, что попытка идентифицировать труп ни к чему непривела, в карманах у молодого человека не обнаружили никаких документов, аСарычев отказывался отвечать на вопросы следователей ФСБ. Именно поэтомуАлексеев решил сам поговорить с арестованным, пригласив для беседы иподполковника Иевлева.

Так они оказались в кабинете втроем. Когда конвойный вышел,Алексеев представил другого офицера Сарычеву:

— Это подполковник Иевлев из СВР. Я думал, будет правильно,если разговор состоится с его участием.

Сарычев молчал.

— Я не собираюсь обращаться к вашей совести, — строго сказалполковник, — и напоминать о том, что в результате вашего преступного молчания впивном баре погиб один человек и получил тяжелое ранение наш сотрудник. Естьвероятность того, что он выживет, но останется на всю жизнь инвалидом. А унего, между прочим, семья, дети. Я не буду говорить вам и о том, что вы, бывшийофицер КГБ, могли бы получше представить себе все последствия подобных встреч снезнакомцами в пивном баре. Все это вам и так ясно. Я хочу только знать, с кемименно вы там встречались и почему?

— Дайте мне закурить, — попросил Сарычев.

Иевлев протянул ему пачку сигарет.

— За что меня арестовали? — спросил Сарычев. — Я не делалничего противозаконного. Или ходить в бар сейчас тоже запрещено?

Алексеев переглянулся с Иевлевым. Он понимал, чтоарестованный прав.

Прямых доказательств его вины не было. Более того, применивзнаменитый указ о борьбе с бандитизмом, они могли с большой натяжкой продержатьбывшего подполковника КГБ в заключении до тридцати дней. Но и только. Потом импришлось бы его отпустить. Расчет строился на его собственной порядочности.

— Не запрещено, — ответил Алексеев, — но не в каждом пивномбаре, где вы появляетесь, начинается стрельба и случаются убийства. Вам некажется странным подобное совпадение?

— Сейчас развелось много бандитов, — пожал плечами Сарычев.