Разборки дезертиров - Сергей Зверев

– Тюрьма Лягушачьей долины.

– А более развернуто?

Благомор расхохотался.

– Просто вечер вопросов и ответов… Вам не кажется, что вопросы должен задавать я? Например, о деньгах, которые перевозила группа моих работников? Их не нашли до сих пор – равно как и грузовик. Вам не кажется, что по отношению к вам допускается непозволительная мягкость?

И тут меня посетила одна занимательная мысль. Пребывая в беспамятстве, я рассказал им все. А что я рассказал по поводу грузовика и денег? Они не могли обойти эту деликатную тему – обязаны были проверить мои знания. Судя по тому, что я сижу живой и в принципе небитый перед Благомором… Я вспомнил, как, прыгая ночами по карцеру, тупо внушал себе мысль об озере, в которое якобы свалилась машина. Я представлял себе это озеро в мельчайших подробностях: изрезанная береговая линия с преобладанием глинистых пород, камыши, черный хвойный лес на другой стороне, размытый обрыв, плывун, колеса уходят в податливую кашу, Ленька Аристов выпрыгивает из кабины аккурат в тот момент, когда откос бесшумно оседает в воду – в компании с кустарником и неуклюжим грузовым автомобилем. Я представлял себе это озеро до боли в глазах, до тончайших нюансов, до полной и категоричной убедительности, чтобы самому поверить…

Неужели сработало?

А бывает такое?

– Перестаньте, – поморщился я. – Мы пытались выбираться на двух автомобилях. Один свалился в озеро – водитель успел выпрыгнуть. Хоть убейте, не припомню его координаты… Нам сказали ехать параллельно дороге, именно этим мы и занимались. А что касается денег, – я развел руками, – сожалею, но ничего об этом мы не знали. Думаю, имей мы представление о тайнике в одном из автомобилей, выбираться было бы веселее.

Он рассматривал меня несколько минут – словно рентгенолог своим приборчиком. Я мучительно играл роль – совсем не понимая, зачем это делаю.

– Вы представляете, что такое белое пятно? – медленно спросил Благомор.

– С трудом, – признался я. – Понятие из области литературы и чего-то околонаучного.

– Живете в Сибири и ничего о ней не знаете, – укорил Благомор. – Белое пятно протяженностью в пятьдесят километров – загадка природы, мечта краеведов и прочей публики, обожающей мистификации. Обширная котловина между Ангарским кряжем, Среднесибирским плоскогорьем и Приленским плато. Триста метров над уровнем моря. С двух сторон скалы, с остальных болота. Наличие под боком населенных пунктов вроде Марьяновска, Радыгино, Верещагино значения не имеет, поскольку проходы в котловину заперты. Авиарейсов над котловиной нет, а случайные, скажем, вертолеты… – циничные губы поползли в усмешку, – благополучно разворачиваются. Коммивояжеры не заглядывают. Отдельные личности могут пройти – экстремальные, скажем, туристы, бурятские, якутские или долганские охотники – чудаков пока хватает, но выбираться крайне сложно: проходимые участки охраняются, в остальных народ гибнет. В зимнее время ситуация не лучше – холод зверский, дикое зверье, природные ловушки… Местечко носит название Каратай – «Черная гора» – довольно абсурдное, но так сложилось исторически. Земли, как ни странно, плодородные, в ущельях богатые залежи минералов, золота, платины, население плотное, сосредоточено на севере котловины, где в почвах меньше суглинка. Несколько долин с благодатным климатом, обрывистые ущелья, протяженные пещеры, леса, богатые на флору и фауну. Курорт, Михаил Андреевич, – говорящий засмеялся. – Если вы не входите в состав рабсилы или не обитатель, скажем, пещерного города, то жить можно. Итак, ваше решение?

– Я хочу подумать, – пробормотал я.

– Думайте, – Благомор резко хлопнул в ладоши. – Примете решение – обращайтесь к десятнику Василию. Он не будет вас сильно мучить. Но не забывайте, что ваше положение в процессе размышлений мало отличается от положения раба.

Вошли здоровенные быки с постными рожами. Я поднялся – не дожидаясь, пока помогут.

– Послушайте, Благомор, вы похожи на цивилизованного человека. Охота вам жить и работать в этой глуши?

На прощание «ихнее величество» развеселился. Рассмешили его мои последние слова.

– А кто вам сказал, Михаил Андреевич, что я здесь живу? Постоянно здесь живут мои помощники. А я здесь, как вы метко выразились, работаю. А жить я могу в Каннах, на авеню Ля Рошель, или в Москве, на Кузнецком Мосту, или, скажем, в относительно скромном Усть-Илимске, на улице отчаянного бандита Котовского. До новых встреч, Михаил Андреевич.

«Врешь ты все, – печально подумал я. – Жизни твоей угрожает опасность, и пока не устаканится ситуация, ты из этой чертовой дыры носа не высунешь…»

Я лишний раз убеждался: нельзя выиграть ВСЕ, но можно все проиграть. Меланхолия расцветала. Вертухаи загрузили меня обратно в камеру, пожелав счастливого завершения «каникул». Вели себя заметно сдержаннее, явно впечатленные тем, что ЭТА МРАЗЬ РАЗГОВАРИВАЛА С ЦАРЕМ. Я свернулся улиткой и занялся привычными упражнениями, попутно раскладывая по полочкам информацию. Слово «Каратай» я уже где-то слышал, хотя ума не приложу, где. «Черная гора» – еще не самое абсурдное. Поселок Коломбек в Н-ской области переводится с тюркского как Толстый Запор, Гуран в Иркутской – Козлиное место. Топонимия Сибири богата и разнообразна. Слово «Алтай» в эпосе аборигенов означает «Земля какого-либо племени, где родился богатырь», в эпосе другого племени – «Пестрая гора»; город Кайеркан на севере Красноярского края – «Долина смерти». Вокруг понятия «Сибирь» ведутся яростные споры. Откуда оно? Монгольское «шибир» – «сырая равнина»? Одноименное племя, обитавшее к западу от Ангары и северу от Алтая? Татарское ханство Себур, стоявшее на берегу Иртыша? Имя древнего народа сыбыр, жившего по среднему течению той же реки?..

Я где-то в разговорах слышал это название. В какой связи, не помню. Да и важно ли это?.. Я снова погружался в безвременье. «Пыточная камера» продолжала выжимать соки. Перловая «бронебойка», пляски по ночам, зверская жара в светлое время суток. Однажды к вечеру я поднялся по стеночке, случайно посмотрел вниз и не увидел своего живота. Свитер висел, как на вешалке. Я попробовал его надуть – он не надулся. Покатились галлюцинации. Кончались силы. Желание бороться за существование беспрерывно таяло. В один прекрасный момент я позволил себе подленькую мыслишку – согласиться на предложение Благомора. Не таких ломали. Я дополз до двери, но не стал стучаться – свернулся в сдобное хлебо-булочное изделие и провалился в беспамятство. Плохо помнил, как ворвались бесы подземелья, потащили меня по сумрачным коридорам, помнил глоток воздуха, от которого я опьянел и совсем было двинул от страстей, звездную ночь, толчки в спину, зловещие очертания барака, в котором я уже однажды проводил время. Скрипящий пол, дежурная лампа, пинок под копчик, от которого я кувыркался и ни о чем не думал. Думать нечего. С этого момента мои мысли и помыслы были вверены надежным людям…

– Отсидел, голубчик? – выросла перекошенная от злости рожа десятника Василия, которому я однажды крепко припечатал. – Отмотал от звонка до звонка? Теперь ты у нас вольный, как непойманная рыба?.. (Нестройно гоготала бдящая охрана.) Молись, голубчик, теперь твоя жизнь превращается в ад…