Тени утренней росы - Татьяна Воронцова

В бухте царят спокойствие и безмятежность. Даже маленькие дети не орут, по своему обыкновению, а самозабвенно возятся в мягком белом песке. Прямо у моих ног плещутся тихие синие воды Ливийского моря. Я начинаю понимать, что заставило всех этих людей пренебречь комфортом многочисленных отелей на северном побережье Крита и рвануть через горные перевалы и ущелья сюда — в отдаленную провинцию Сфакья. Более прекрасного пляжа мне видеть не приходилось.

Точно мистагог, совершающий обряд посвящения, Нейл берет меня за плечи и легонько подталкивает вперед.

— Войди в эти воды, Элена, — слышу я его шепот. — Войди, отплыви немного от берега, а потом оглянись.

Даже вода здесь другая. Мягкая, волшебная. Я плыву, блаженно зажмурив глаза, и знаю, что Нейл плывет рядом со мной. Он плывет абсолютно бесшумно, как рыба, но я уже научилась ощущать его присутствие. Ощущать как часть собственного тела — голову, ногу, хвост. Ритка сказала бы, что я ее пугаю. Что она начинает за меня волноваться. А Нейла это, кажется, даже не удивляет. Он и сам тоже с большим приветом, и что ему мои единичные прорывы в подсознание, когда он постоянно наполовину здесь, наполовину там, и его устами говорят существа из мира архетипов.

Герой, чья привязанность к «эго» уже уничтожена, переступает границы мира и возвращается обратно, попадает в дракона и выходит из него так же легко, как царь переступает порог покоев своего дворца. И в этом заключается его способность спасать, ведь переход и возвращение демонстрируют, что за всеми противоречиями феноменального мира остается Несотворенно-Нетленное и что бояться нечего.

Качаясь на волнах, как поплавок, я поворачиваю голову и смотрю в сторону берега. Я смотрю на цитадель Кастель-Франко, которую греки называют Франгокастелло.

Это неподражаемо. Золотисто-песчаные стены на фоне синих со стальным отливом горных склонов с седыми вершинами; темная зелень кустарника у основания стен; белый песок на первом плане и переливающаяся в солнечных лучах голубая вода. Всего несколько цветов — синий, желтый, коричневый, зеленый. Но каждый цвет имеет десятки оттенков. Открытки и фотографии не способны передать и малой части этой дикой красоты.

— Во время восстания 828 года сфакиоты отбили крепость у турок, и тем удалось вновь завладеть ею на короткий срок лишь после того, как некому стало защищать ее.

— Ты знаешь, как это было?

Можно не спрашивать. Конечно, он знает. Не случайно меня пробирала дрожь, когда мы стояли, тесно прижавшись друг к другу, под сводами Башни святого Марка.

— Командующий турецким войском Мустафа-бей осаждал крепость семь дней. Семь дней и семь ночей армия повстанцев под предводительством Хаджимихалиса Дальяниса отражала натиск врага. Это была самая жестокая и кровопролитная битва за всю историю греко-турецкой войны. Дальянис и все его триста пятьдесят воинов пали в бою. За это время местные жители успели подтянуть резервные отряды со всей провинции и окружили обескровленную армию Мустафы-бея. Уцелевшие турки начали в спешном порядке отступать на северо-восток, но их перебили засевшие в горах партизаны. Памятник Дальянису мы с тобой видели на площади перед северной стеной.

Выбравшись на берег, мы долго сидели на теплом песке, в молчании созерцая зубчатые стены Кастель-Франко. Кровавая твердыня. Крепость, полная воспоминаний.

Сейчас Нейл выглядит зрелым мужчиной, а не мальчишкой, каким я привыкла его считать. Ничего от беззаботного хиппи с банданой на голове и пачкой рисунков под мышкой. Свидетелем подобных метаморфоз я становилась и раньше, но всякий раз терялась, когда этот непостижимый парень вдруг начинал казаться то старше, то моложе своих лет.

Своих лет? Позвольте, каких таких СВОИХ лет? Можно подумать, я знаю, сколько ему лет. На все мои вопросы он неизменно отвечает: «Это не важно, Элена».

— Каждый год, в один из последних десяти дней мая, здесь появляется призрачное войско, войско Таджимихалиса Дальяниса. Они появляются перед самым рассветом — одетые в черное, вооруженные всадники-дросулиты, что означает «тени утренней росы», — и шествуют мимо церкви Агиос-Караламбос прямо к крепости. С первыми лучами солнца войско покидает крепость через Южные ворота и движется в сторону моря, где исчезает, когда наступающий день вступает в свои права.

— Призраки?

Я обернулась и посмотрела ему в глаза.

— Их появление подтверждено многочисленными свидетельствами. Черные всадники с оружием, сверкающим в лучах восходящего солнца, выглядят такими реальными, что в 1890 году временный контингент турецкой армии на Крите принял их за живых людей и предпринял атаку, разумеется безрезультатную. Позже, во время Второй мировой войны, немецкие патрули неоднократно открывали огонь по призрачным всадникам.

Я продолжала смотреть на него, не говоря ни слова. Он подпускал меня к чему-то важному, к какой-то мрачной тайне. Не тайне дросулитов, но тайне своей собственной жизни.

— Уже в наше время этот феномен пытались объяснить, сравнивая его с миражами Северной Африки, но такое предположение не выдерживает критики. Каждый год. В одно и то же время, а именно в канун битвы за Кастель-Франко. Что ты о6 этом думаешь?

Он спрашивает меня. Что я об этом думаю. Глаза его точно такого же цвета, как морская вода, — синие. Они становятся синими только здесь.

— Они появляются, чтобы напомнить о себе. Напомнить всем, друзьям и врагам. Даже не появляются, им нет нужды появляться, ведь они здесь всегда, но видимыми становятся только один раз в год. Они здесь. — Я посмотрела по сторонам. Слабым движением руки указала на горы, на пляж. — Те, кто поклялся защищать эту землю до конца времен.

— То же самое говорят и сами сфакиоты. — Нейл улыбнулся, но только губами. Глаза его по-прежнему излучали печаль. — Ты поняла, Элена. Ты все поняла.

— Нет, не все, — возразила я.

И тут же замолчала. Последние десять дней мая. Те дни, когда он упорно отказывался ночевать у меня.

— Ты видел их? — спросила я напрямик.

Не отвечая, он проводит рукой по моим мокрым после купания волосам. Выражение лица у него при этом такое, будто он жалеет меня. Жалеет бедную девочку, которой предстоит услышать плохие новости.

И тут я осознаю, что не готова услышать их прямо сейчас. Я говорю себе, как Скарлетт О’Хара: «Потом, потом... я подумаю об этом как-нибудь позже...»

Чтобы сказать хоть что-то, я напоминаю:

— Ты обещал, что проведешь эту ночь у меня.

— Конечно. Тем более, что мой мотоцикл остался у тебя в гараже.

— Мы еще вернемся сюда, к Кастель-Франко?

— Если ты хочешь.

— Я хочу, да. Хочу, чтобы ты рассказал мне все от начала до конца.

Его улыбка сводит меня с ума.

— Расскажу. Быть может, не все, но... Потому что ты молилась за меня. Всю дорогу. Я слышал.

— Не мог ты слышать! К тому же я молилась по-русски.