Блудный сын, или Ойкумена. Двадцать лет спустя. Книга 2. Беглец - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что ты делаешь?!
– Я? Тону.
Жгут продолжал сокращаться. На паутине выступили капельки слизи, она сделалась липкой – не оторвать. Хотел этого Тумидус не хотел, но его тащило к Папе. Краем глаза военный трибун заметил, что не одинок в своей беде. Папа превратился в гирю, неразрывно связанную с коллантом. Чушь, ахинея, бред умалишенного, но весу в карлике оказалось больше, чем в пауке-гиганте. Его погружение в зыбун, минуту назад вполне устойчивый, заставило коллантариев недоброй волей покинуть седла. Конной осталась лишь Эсфирь Цвергбаум – ее лошадка ржала, мотала головой, упиралась всеми четырьмя копытами, но и лошадь мало-помалу сдавала позиции.
– Что происходит? – взревел Борготта. – Гай, сделай что-нибудь!
В иное время такая просьба позабавила бы Тумидуса.
Смерть, ждущая Папу во дворе дома, представилась военному трибуну черной дырой – наичернейшей в Галактике. Она всасывала антиса, причмокивала, пускала слюну; смерть не желала отпускать законную добычу, хоть наизнанку вывернись, и вместе с Папой тащила обратно всех, кто так или иначе был связан с умирающим.
Еще чуть-чуть – и коллант уйдет за горизонт событий.
– Держать! Держать, чтоб вас!
Военный трибун ухватился за траву, за камни, до середины вросшие в грунт. Срывая ногти, обдирая пальцы и ладони, чувствуя, как рвутся жилы, как мышцы кричат от жгучей боли, он пытался остановить или хотя бы замедлить движение. Его примеру последовали остальные. За коллантариями тянулись борозды вспаханной земли, они делались глубже, еще глубже. Борозды превращались в окопы, траншеи, братские могилы. Захлебываясь истошным ржанием, увязла по брюхо лошадь Эсфири. Да мы же тонем, осознал Тумидус. Тонем в распадке; тонем в открытом космосе, с каждой секундой приближаясь к планете!
Мы не тонем. Мы падаем!
– Держать! – завопил он. – Держать, чтоб вас!
Он кричал, требовал, держал. Он знал, что не удержит.
I
– Ты сегодня поздно. Трудный денек?
Он снял с плеч жены легкое пальто – кофейного цвета, с подогревом. Обождал, пока сервис-автоматика отправит верхнюю одежду на стандартный цикл: сканирование, чистка, глажка, подзарядка, возврат в сезонный доступ. Тайком полюбовался женой, пока Анна-Мария поправляла прическу перед зеркалом. В свои девяносто семь жена смотрелась королевой. Она и была королевой: членом Королевского Совета Ларгитаса, представителем великой науки этносоциологии. Морщинки? Серебро волос? Да, конечно. Ну и что? Весенняя красота молодой графини, зрелое летнее обаяние амбициозной герцогини – и вот, монаршее величие осени. Зима Анны-Марии Ван Фрассен еще не наступила, хотя и была не за горами.
На Ларгитасе живут долго – предмет зависти всей Ойкумены.
– Да здравствует королева, – прошептал вице-адмирал.
Эхом откликнулась память: «Ты – не принцесса. Ты – Регина. Королева. И не только из-за имени. Королева – это достоинство. Сила. Королевы не плачут…»
На Ларгитасе живут долго, если, конечно, не умирают до срока. Ван Фрассен закрыл ладонью рот, притворяясь, что гладит усы. Вспоминая о дочери, он всякий раз боялся, что память пойдет горлом, вырвется наружу хриплым рыданием. Все, все, все. Проехали, пролетели. Вдох, выдох. Кажется, Анна-Мария ничего не заметила. Зато услышала: слух у жены был прекрасный и с годами стал лишь острее.
– Мой адмирал. – Тонкие пальцы коснулись щеки. – Да, день у меня выдался хоть куда. Прозаседали допоздна, хорошо хоть решение приняли. Я боялась, что отложат на завтра. Великий Космос! Я голодна как волчица! С ними пообедаешь…
– Отлично!
– Что тут отличного? Что я лишилась обеда?
Строгий излом брови. Улыбка прячется в уголках губ. Устроить жене сюрприз, удивить – в этом вице-адмирал был не мастак. Анна-Мария видела мужа насквозь.
Ну и пусть.
– Голодна как волчица? Я слышал, что волчицы любят мясо.
– Еще как!
Угадал, возликовал Ван Фрассен. Уложил торпеды точно в цель. Обычно Анна-Мария блюла строгую диету (ограничения ведут к счастью, да!), но изредка на нее находило особое настроение. В эти дни жена молодела лет на тридцать, позволяя себе все без оглядки: жареное, соленое, сладкое, бокал вина, второй бокал, третий. Потом они ложились в постель…
В столовой звякнула домашняя линия доставки.
– Прошу, ваше величество! Ужин ждет.
На столе выстроилось каре из четырех блюд. Металл крышек сверкал полировкой, напоминая шлемы древних гвардейцев. Гвардия бдительно охраняла свою госпожу: высокую бутылку красного «Фру Дорнфельдер» в сопровождении бокалов-пажей.
– Итак, сегодня на ужин…
Тон записного дворецкого. Театральная пауза. Картинный жест, крышки взлетают в воздух.
– Фрикасе «Барское»! Телятина с белыми грибами и каперсами под пикантным белым соусом! Сеченский рецепт, украден из архивов вашим покорным слугой!
Пахло убийственно. Рот вице-адмирала наполнился слюной. А ведь он, в отличие от жены, пообедал. «Война войной, а обед по расписанию!» – древняя флотская мудрость. Это у цивилов бардак в порядке вещей, и Королевский Совет не исключение. Любимую жену голодом заморили…
– Зюйдхольмский горячий салат! Лакомство наших славных предков!
Он дождался, пока Анна-Мария займет место за столом, и откупорил вино старинным штопором с изогнутыми «рогами». Эту церемонию Ван Фрассен не доверил бы автоматике даже под угрозой расстрела.
– За тебя, моя королева.
– За нас, мой адмирал.
Вкус позднего винограда. Едва уловимая горчинка. Нотки вишни и чернослива. Это жена приучила его к хорошим винам. Ну да, за столько лет и людоеда с Кемчуги приучили бы…
Ужинали молча.
Наконец Анна-Мария отложила нож и вилку:
– Восхитительно. Сегодня ты превзошел себя.
– Ерунда. Я всего лишь сделал заказ.
– Правильный выбор, Теодор. Правильный выбор – уже победа. Я никогда не умела выбирать блюда. Ты знаешь меня лучше, чем я сама. Если мне захочется мяса с кровью – оно будет ждать меня на столе?
– С кровью?
Вице-адмирал подлил вина в бокалы, бросил взгляд в окно. К ужину подошел бы закат, пожар в полнеба. Облака, багровые по краям, медленно подергиваются сизым пеплом, словно угли костра…
Снаружи стемнело. Ни заката, ни облаков.
– С кровью коллег из Совета?
– Брось. – Анна-Мария улыбнулась. – Все не так экстремально.
– А в прошлом году? Ты тоже говорила: пустяки…
– Когда принимали рекомендации по статьям бюджета? О, то была эпическая битва! Нет, сейчас просто засиделись. Я…
