Звезда - Елена Шолохова

Классная пыталась галопом пройтись по заданиям, особенно по тем, на которых большинство засыпалось во время пробного ЕГЭ. Но разве можно за несколько уроков объять необъятное? Я, конечно, волновался, но не так, чтобы с ума сходить. А как не волноваться? Всё-таки до двадцать седьмого мая, когда у нас будет реальный тест по русскому, оставалось всего ничего. Но! Во время пробного теста я умудрился набрать шестьдесят семь баллов, а минимальный порог – почти в два раза меньше. Так что, по теории вероятности, я хоть как должен был справиться.

Интересно, но классная, наш мужественный Иван Валентиныч, мизантроп в целом и детоненавистница в частности, вдруг воспылала ко мне добрыми чувствами. Изменила своё отношение ко мне сразу после травмы. То есть до – на дух меня не переносила и всячески придиралась, а после – резко стала обращаться по-другому. И говорила ласково, насколько возможно, и откровенно вытягивала. Например, сначала интересовалась, готов или нет. И если я отвечал, что готов, то спрашивала дальше. Если признавался, что нет, сообщала, что спросит на следующий день. Я готовился и получал пятак, на худой конец – четвёрку. Так что в последней четверти по её предметам у меня всё было в ажуре. Все просто недоумевали: «Что стало с нашим беспристрастным Валентинычем?» Меня подкалывали – каким это образом я её подкупил. А уже позже мать сказала мне, а той – Ирина Борисовна, что у Валентины Ивановны сын тоже занимался спортом. Когда-то. Не футболом, атлетикой вроде. Но получил серьёзную травму, долго восстанавливался, ходить начал, но в спорт так и не вернулся. Вот, видимо, и сочла она меня другом по несчастью.

Двадцать третьего мая мне исполнилось восемнадцать. Впервые за всё время, не считая, конечно, младенческих лет, я отмечал день рождения без друзей, вдвоём с матерью. И то – наесться до отвала пиццей и выпить по бокалу шампанского – разве это отмечать? Настроение было хуже некуда. И не только потому, что никто больше не пришёл, не поздравил, хотя и это изрядно омрачало день. Но, главное, мне казалось, что жизнь моя почти закончилась. Что ничего хорошего впереди у меня нет и не будет. Всё осталось позади. Единственный плюс – после того случая в гардеробе как-то сразу наладились отношения с матерью. Она не цеплялась ко мне больше, не читала нотаций, да и вообще разговаривала со мной как с равным. Ну а в остальном – никакого просвета.

За несколько дней до экзамена мама усиленно пичкала меня шоколадом. Она свято верила, что шоколад стимулирует активность мозга. А утром двадцать седьмого вообще убила неслыханной щедростью – наготовила мне на завтрак бутербродов с красной икрой и, опять же, дала шоколадку. Всучила паспорт, пропуск на ЕГЭ и целых три гелевых ручки, на всякий случай. Глядя, как она волнуется, как глотает успокоительное в неимоверных дозах, я сам занервничал пуще прежнего.

– Постарайся, Олежек, – взмолилась она. – Ты же понимаешь, у тебя второго шанса не будет. Тебе уже восемнадцать. Провалишь ЕГЭ, сразу же в армию загребут. А за год забудешь даже то, что сейчас знаешь. Так и останешься неучем.

Успокоила, называется!

Ещё больше меня взвинтило, когда на подходе к школе увидел, сколько полицейских там дежурило. На двух ближайших перекрёстках стояли гаишники, ограничивая проезд. На входе тоже толпились менты с металлоискателями.

Я сбавил шаг – времени до десяти ещё оставалось немало. Так что решил перекурить во дворике, унять нервы. И тут мне пришла эсэмэска. Отправлена с неизвестного номера.

Говорила же мне мать оставить сотовый дома, всё равно пользоваться им нельзя. Но нет! Как же! Зато им можно пользоваться целых десять минут до и после экзамена!

Открыл: «В подвале школы насилуют Дубинину». Всё.

Я чуть сотовый не выронил, даже думать ни о чём не мог. Себя не помнил. Начал метаться по сторонам. Где вход в этот чёртов подвал? Наткнулся на Доту. Подлетел к нему:

– Ты знаешь, где у нас подвал?

Дота ошарашенно моргнул раз, другой. Потом закивал.

– Да, конечно. Все знают. Вон там, – ткнул он пальцем в сторону. – С торца вход. А тебе зачем?

Но я уже мчался туда, не замечая рези в колене. Дверь в подвал и правда оказалась в торце, была прикрыта, но не заперта. Теперь-то я понимаю, что поступил как полный идиот. Мог бы перезвонить Дубининой. Мог бы подозвать ментов. Да что угодно. Но в тот момент эмоции совершенно захлестнули меня, я потерял способность здраво мыслить. Казалось, нельзя медлить ни секунды.

Я спустился вниз. Заглянул внутрь. Ни звука не услышал, ни шороха. Но подвал был длинный да со всякими закутками. Так что я и не насторожился. Короткими перебежками обошёл весь подвал, начисто забыв об этом чёртовом ЕГЭ. Пожалуй, даже когда я осмотрел каждый угол и не нашёл никого, так и не понял, что это развод. Испугался, дурак, что это не тот подвал. Попробовал позвонить тому, кто отправил эсэмэску, но увидел, что сотовый не ловит. Я направился к выходу, но дверь оказалась запертой снаружи. Только тогда до меня дошло, что меня попросту заманили, чтобы здесь закрыть. Кое-кто решил отомстить. Устроить так, что-бы я якобы прогулял ЕГЭ. И надо же, в этот момент я испытал не злость, не досаду, что так лоханулся, а облегчение. Почти радость. Правда, недолгую. Только меня отпустило, как стал обдумывать ситуацию, в которую так бездарно попал. И ведь не скажешь потом, что меня закрыли в подвале. Сомневаюсь, что это сочтут уважительной причиной, а то, что обсмеют и опозорят, – сто пудов. Между тем время близилось к одиннадцати утра. Я снова обошёл подвал в надежде словить хоть одну антенну. Карабкался на склизкие трубы. Бесполезно. Глухо как в танке. Да и кому звонить? Наши все отключены уже. Кто меня отсюда выпустит? Когда экзамен уже час как идёт, а я изгваздался весь в подвальной пыли и ржавчине. Пытался выбить дверь. Но правая нога разболелась после пробежки. Ни опоры, ни удара с неё. А плечом – дверь не поддавалась, только поскрипывала. Тут меня осенило, что, пока я носился по подвалу, мельком видел окошко. Маленькое. Под самым потолком, ещё и сеткой закрыто. Я придвинул какие-то ящики, один раз сильно навернулся с них, пытаясь вырвать сетку. Но всё же вырвал. Высадил стекло, по трубам вскарабкался до окна, а там уж на брюхе выполз наружу и оказался на заднем дворе школы. Оглядел себя: драный, грязный – бич бичом. Времени – полдвенадцатого. Я примерно представлял, чьих рук это дело. Кто знал мой номер. Кто знал, из-за чего я могу потерять голову и кинуться в какой-то подвал. Кто подослал Доту, предполагая, что я могу не найти подвал сам. Теперь они пишут тест и посмеиваются, глядя на моё пустующее место. Ловко провели дурака. Ничего не скажешь. Отомстили разом за всё. И такая ярость во мне закипела!

Тогда эта идея показалась мне блестящей. Я попросту решил, что раз я не пишу тест, то никто его писать не будет. Идиот, конечно, – можно было хотя бы всё обставить поумнее, меры предосторожности хоть какие-нибудь принять.

Но в спешке я ни о чём таком не подумал. Просто набрал ноль-два и сообщил, что в сорок восьмой школе заложено взрывное устройство. Только нажал отбой, позвонил Чибис.