Мне снится нож в моих руках - Эшли Уинстед

одним родителем. Самый маловероятный кандидат в герои, и всё же каждый раз старающийся, только чтобы быть остановленным в самый последний момент. Всегда.

Я даже и сама это с ним проделала.

Вместо того, чтобы посмотреть на меня – моё отчаянье – с отвращением, Куп смягчился. Я хорошо знала этот взгляд. Раньше я думала, что это одно из его личных выражений лица: специально для меня, тайный код тайного чувства. Слишком поздно я узнала, что это всегда было чем-то много большим.

– Я должен, Джесс. Если я прав, то Хезер умерла из-за меня. Я должен сказать Эрику, потому что так – правильно. А после этого я сдамся полиции.

Глава 18

Ноябрь, выпускной курс

Я разложила на разделочной доске ровными рядами овощи: грибы, зелёные перцы, оливки – всё, что Куп любил больше всего – и положила рядом с ними нож. Я отошла на шаг и посмотрела. Идеально, как на картинке.

Дверь из ванной распахнулась и Куп вышел, вытирая мокрые и кудрявые после душа волосы полотенцем. Его грудь была голой, а баскетбольные шорты висели низко на его бёдрах. Он поднял взгляд и, с огромными глазами, отпрянул.

– Чёрт побери, Джесс. – Он положил руку на грудь. – Что ты тут делаешь?

Я протянула руки, как Вана Уайт.

– Ужин. Я принесла ингредиенты для пиццы. Помнишь, ты говорил, что научишь меня?

На его лице появилась тёплая улыбка, и он бросил полотенце на пол ванной. Я закатила глаза от его невыносимой небрежности, а он от этого только шире улыбнулся.

– Моя девочка пришла и принесла еду. – Он фланировал по своей крошечной студии и, игнорируя мой удивлённый визг, поднял меня на руки. – Сегодня хороший день.

– Ты пачкаешь стол, – запротестовала я, когда он посадил меня на кухонный стол и прижался ко мне.

– Иди сюда, – сказал он, поднимая моё лицо и целуя меня. Через какое-то время его поцелуи из горячих и взволнованных стали нежными. Значимыми.

Я запустила руки в его волосы, наматывая на пальцы мокрые локоны, и открыла рот, чтобы он смог поцеловать меня. Когда дело доходило до Купа, слишком много быть не могло.

Я была как на игле. Вся в отца.

– Как надолго ты со мной? – прошептал он.

– Весь уикенд. – Я ухмыльнулась в его губы.

– Весь уикенд?

– Минт поехал на игру «Джорджии». Решил в последний момент.

Куп развернул меня кругом.

– Целый уикенд. – Он посадил меня на стол. – Это прекрасно. У меня для тебя кое-что есть.

– Это совсем не обязательно.

Куп эффектно достал из буфета бутылку красного вина.

– Твоё любимое.

– Ты запомнил. – Я как раз в тот год открыла для себя красное вино, и моё восприятие вкуса в одно мгновение изменилось. Теперь я хотела пить только его. От него мои губы и зубы делались тёмно-бордовыми, как у вампира, но мне было всё равно. Красное вино – это стильно, благородно. Признак того, что я взрослею.

Хорошее вино также дорого.

– Тебе не обязательно было его покупать, – сказала я, когда он с тихим «чпоком» вытащил пробку. Я ненавидела когда Куп тратил деньги на меня, потому что знала, откуда берутся эти деньги.

– Я хотел с тобой поговорить. – Вино, тёмное, как кровь, выползло из бутылки и потекло по краю бокала. – Кое о чём важном.

Моё сердце забилось быстрее. Вряд ли это что-то хорошее.

– Вот, – сказал он, протягивая мне стакан. – Твое здоровье.

Я чокнулась с ним и выпила полстакана, чувствуя, как оно окрашивает мне губы.

– Итак. Что-то важное.

Куп подошёл на шаг ближе. Мне потребовались все мои силы на то, чтобы продолжать сидеть, расправив плечи, а не наклониться к нему, спрятав лицо у него на груди. Он пах деревом, цитрусовыми и землёй.

Меня захватила внезапная, острая паника. Я не хотела, чтобы это заканчивалось.

– Давай, – хрипло сказал он и снова поднял меня.

– Эй, – я беспомощно замахала ногами. – Ты сегодня такой грубый.

– Возьми бутылку.

Я закатила глаза, но вино прихватила.

– И… поставь… его… вот… сюда…

Куп сделал несколько преувеличенных шагов в сторону кровати и опустил меня над прикроватным столиком. Как только я поставила бутылку, он бросил меня на кровать.

– Боже, Куп! – Я оттолкнулась от кровати, но он потянулся ко мне и перевернул меня так, что я легла ему на грудь; наши ноги сплелись.

Он опёрся головой на руку.

– Поехали со мной ко мне домой на День благодарения. Познакомься с моей мамой.

Я отстранилась.

– Что?

– Выслушай меня. – Он поднял палец. – Во-первых. Моя мама очень хочет с тобой познакомиться. Во-вторых. Ты сможешь увидеть мою подростковую спальню со всеми постерами эмо-групп, которые я там вешал в старших классах. Материал для шантажа прямо сам себя собирает. В-третьих. У нас впереди целый уикенд без посторонних. Только ты и я в экзотическом городе Гринвиле, Южная Каролина. И, в-четвёртых: я знаю, что ты не хочешь ехать домой.

Я не хотела. Последнее пребывание моего папы в реабилитационном центре закончилось катастрофой, когда он наглотался таблеток и въехал машиной прямо через парковку в лобби своего офиса. Это была его третья попытка лечь в реабилитационный центр за три года. Три бессмысленных семейных дня, проведённых в маленьком кругу в ожидании, что папа сделает что-нибудь – ну хоть что-то – по-другому. Может быть, посмотрит моей маме в лицо, не отводя глаз; может быть, скажет мне что-нибудь о школе – может быть, заговорит о временах, когда я была маленькой и он переделал меня своей жестокостью. Может быть, он признает, что ему грустно, или одиноко, или что он в депрессии. Или хотя бы слегка разочарован.

Да, да, мы слишком многого хотели.

В его первое пребывание в реабилитации мы с мамой ожидали невозможного: ждали, что он скажет что-то, что даст нам знать: через туман таблеток он понимал, какую боль нам причинял. Но он, конечно, не сказал, и после этого мы перестали этого ожидать.

А теперь это. Он наконец-то был безработным, и стремительно падал. Никто не знал, что делать дальше.

– А как же Минт? – спросила я, отталкивая от себя мысли о доме. – Он подумает, что это странно, что я поехала с тобой.

– Я подумал, – медленно сказал Куп, изучая моё лицо. – А что если ты с ним порвёшь?

Мой рот открылся, но ни звука не прорвалось.

– Мы можем сказать ему вместе. В смысле, я скажу, если хочешь. Мы можем признаться, а потом, через какое-то время, сможем быть вместе. По-настоящему. Публично.

Моему мозгу было трудно это переварить.