Впереди веков. Историческая повесть из жизни Леонардо да Винчи - Ал. Алтаев

«Любезнейшие и великие друзья! – писал Людовик. – Так как нам весьма необходим художник Леонардо Авинси, живописец из вашего города Флоренции, и потому, что нам необходимо заказать ему кое-какую работу, когда мы будем в Милане, что случится с Божьей помощью очень скоро, мы вас просим так любезно, как только можем, чтобы вы постарались прислать нам означенного художника Леонардо и чтобы вы ему написали быть в Милане и не тронуться с места, ожидая, пока ему не закажем работу. Напишите ему, чтобы он ни за что не уезжал из этого города до нашего приезда, как я сказал вашему послу, прося написать вам, и вы нам доставите огромное удовольствие, сделав так. Дорогие и великие друзья, наш Господь да сохранит вас».

Флорентийская республика дорожила расположением французского короля как своего могущественного союзника, а потому позволила Леонардо остаться в Милане, хотя, правда, и неохотно. В то время целые государства спорили из-за талантливого человека; из-за художников затевались даже настоящие войны. Папа Юлий II, от которого бежал во Флоренцию своенравный Микеланджело, отправил за ним вдогонку послов, грозя в случае сопротивления отлучением от церкви. А когда послы вернулись ни с чем, он сам с гневно поднятым мечом устремился на Флоренцию, и республика молила Микеланджело вернуться в Рим, работать для могущественного папы, чтобы отвлечь его гнев от родины. Почти так случилось и с Леонардо. Только страх перед Людовиком XII заставил Флоренцию уступить его Милану.

И вот Винчи снова в старом замке, где некогда, в дни своей молодости, пел песни, аккомпанируя себе на серебряной лютне; где он развивал перед Моро свои обширные и величественные планы; где он пускался в ученые споры с алхимиками и астрологами… То были золотые годы славы, могущества, счастья…

Проходя теперь по знакомым покоям, Леонардо чувствовал, как перед ним с необыкновенной яркостью назойливо встают старые воспоминания. Здесь рисовалось ему прекрасное лицо Цецилии Бергамини, поющей с ним дуэт, там – мрачное лицо Моро, в одну из минут злобы, которую так умел укрощать Леонардо… Мелькали перед ним жалкие глаза беспомощного принца Галеаццо и благородная царственная фигура герцогини Изабеллы… А здесь… здесь, на пышном катафалке, вся убранная цветами, лежала мертвая Беатриче, эта маленькая кровожадная девочка-герцогиня; тогда Моро, рыдая, сломал свою шпагу и прогнал детей…

Теперь здесь все по-новому. Явились новые правители, и для новых правителей должен работать Леонардо. Но, в сущности, не все ли равно? Наука и искусство, вечные и бессмертные, останутся везде неизменными.

Людовик назначил Леонардо пенсию и дал ему звание «королевского живописца».

Но не одному искусству должен был служить Леонардо. Его разносторонний ум хорошо был известен королю. Сооружение каналов, вопросы земледелия по-прежнему интересовали этого всеобъемлющего гения. Он деятельно занялся проведением канала; отыскивал удобнейшие способы копать колодцы для орошения лугов и пашен; устроил шлюзы в канале святого Христофора. Так создал он целую систему каналов, разносящих всюду вместе с водой плодородие и жизнь. В это же время он иллюстрировал и редактировал последнюю часть книги Луки Пачиоли «О божественной пропорции». Это сочинение заключало в себе множество весьма остроумных арифметических и геометрических теорем.

Высокий, могучий ум Леонардо по-прежнему действовал обаятельно на миланцев. Все, начиная с короля, преклонялись перед этим колоссом. Король называл его «дорогим», «возлюбленным»; Шарль д’Амбуаз говорил о нем с особенным выражением восхищения: «Я любил его по его произведениям, но когда я познакомился с ним лично, я убедился, что он еще более велик, чем его слава». Мельци, Бельтрафио, Салаино, Пачиоли не покидали его, и к этим именам прибавился еще длинный список новых учеников Винчи…

В этот период он написал несколько портретов – Иоанна Крестителя, которого некоторые критики смешивают с его же «Вакхом», «Иродиаду» и колоссальную Мадонну на стене виллы Ваприо, до сих пор привлекающую массу посетителей.

Несколько раз приходилось художнику бывать во Флоренции. Там все еще не прекращался процесс его с братьями по делу о наследстве, пока, наконец, в него не вмешался французский король и флорентийские власти.

Рисунок Леонардо да Винчи

В Милане было далеко не спокойно. Преемник безнравственного папы Александра VI, Юлий II, этот воинственный первосвященник, испугался могущества французского короля в Италии, союзником которого он раньше был, и решил так или иначе изгнать его из Милана. В 1511 году образовался союз итальянских государей против французов. В нем приняли участие: Фердинанд Арагонский, Генрих VIII, император Максимилиан, Венеция и Швейцария. Французы не могли устоять перед этим объединенным врагом, и Италия была для них потеряна.

На горизонте Милана загоралось новое солнце: сын покойного Лодовико Моро – Максимилиан двинулся на родной город с 20.000 швейцарцев, разбил французов и завладел наследием отца. В Милане он нашел своего старого друга Леонардо да Винчи, у которого ребенком так часто сиживал на коленях, слушая тихий напев нежной серебряной лютни. Годы изменили Леонардо. Теперь это был седой величественный старец с мягкой длинной бородой и покойным, властным взглядом голубых глаз. Эти глаза остались все те же, и, глядя на них, Максимилиан вспомнил с удивительной отчетливостью старый замок, где он бегал маленьким мальчиком взапуски со старой нянькой-ломбардкой, вспомнил всегда нарядную, разукрашенную мать, важного и надутого отца, смешного карлика и серебряную лютню Леонардо в виде лошадиной головы – все такое милое, такое дорогое… И тем дороже был для Максимилиана художник, свидетель лучшей поры его жизни… Он, победитель Милана, теперь, конечно, успеет вместе с Леонардо закончить славные проекты своего отца…

И Винчи не мог не сознаться себе, что его душа не осталась равнодушной к этому новому завоевателю. Он был из дома Сфорца, и когда-то Леонардо крепко его любил. Когда-то любил он слушать серебристый смех мальчика или, посадив его к себе на колени и рассказывая ему интересные рассказы, любовался блестящими тазами и нервно трепетавшими тонкими ноздрями ребенка… Он думал о том времени, когда ребенок превратится в мужа и осуществит вместе с ним славные начинания Моро…

Но и тут надежды старого художника должны были рухнуть. С возвращением Максимилиана в Милан война не прекращалась. Герцогство изнемогало, разоренное, истощенное этими постоянными набегами… Шайки иноземцев, убивавшие и грабившие направо и налево, свободно бродили повсюду. Многих миланцев до того охватило отчаяние, что они не заботились больше о своем благосостоянии. Они бросали на произвол судьбы свои дома, потому что незачем было охранять их: все равно враг не сегодня-завтра разрушит все имущество побежденных; незачем было сеять хлеб, который будут поедать лошади врага; незачем заводить скот: и его все равно угонит неприятель; незачем запирать дом, который враг спалит…