Лучезар - Татьяна Бегоулова

Лайды, спросил:- А чем чужак хуже мужчин твоего племени?- Всем хуже!- высокомерно ответила Лайда.- Когда я стану великой Лайдой, я запрещу мужчинам и женщинам нашего племени брать в супруги чужаков. Сейчас такое хоть и редко, но случается.- Разве можно запретить любить человека, даже если он чужак?- удивился Ярыш.- Можно!- И тебе не жалко людей, которые будут страдать из-за твоего каприза?- Нет не жалко!- Отчего же ты злая такая? Неужели нет места в сердце твоем добру и состраданию?- все больше удивлялся Ярыш.Лайда кинула на степняка изумленный взгляд:- И вовсе я не злая! Я просто думаю, что так будет лучше для моего народа.Лайда поднялась и быстро пошла от костра. Хэйла тоже встала, но в последний момент коснулась плеча Лучезара:- Лучезар.Робкий голос Хэйлы возымел действие, и парень поднялся и пошел за Хэйлой. Волшебница остановилась за шатрами. Повернулась к молодцу и посмотрела ему в глаза:- Лучезар, ты насовсем вернулся в холмы?- Нет, Хэйла. Злодей еще не понес наказание, а мы вынуждены были просить помощи Мийны.Девушка вздохнула:- А я-то было, уже обрадовалась…- Прости Хэйла, но сейчас мне нечем порадовать тебя.Лайда долго не могла уснуть. Все думала над словами степняка. Почему-то ей было обидно, что степняк назвал её злой. Вот если бы так сказал Юлай или Лучезар - она бы и думать не стала об этом. А Ярыш чужой, он и знать-то её не знает, а злой назвал!С каждым днем Лучезар и Ярыш чувствовали возвращение былой силушки. И когда Ярыш играючи разбил кулаком огромный валун, стало ясно - пора продолжить путь. Но не стоит думать, что все эти дни царевич и его друзья наслаждались жизнью. Каждого из них тревожили невеселые думы - о судьбе Златограда и его жителях, о том, какие еще загадки загадает им Гордыня и, конечно же, словно заноза сидела в каждом дума о предателе.Сборы были недолгими - всего-то, седлать коней да запастись провизией в путь. И обнявшись с теми, кто стал близок сердцу, путники покинули лагерь. Лучезар мог и без провожатого вывести своих друзей из холмов. И повел он их той дорогой, что вела к его родному селу. Дорогу эту молодец выбрал не случайно. Ныло сердце, словно подсказывало, что разбойники уж, поди, не обошли стороной дорогие его сердцу места.

Глава 10

В шатре великой Яххи было тепло и пахло молоком и диким мёдом. Лайда, проскользнула в приоткрытый полог и подсела к очагу.- Ветрено сегодня, старшая мамка Яхха!- весело прощебетала юная волшебница. Из рук Мийны Лайда приняла глиняный горшочек с теплым молоком. Девушке нравились такие вот посиделки в шатре великой Яххи. Всегда можно узнать что-то интересное, да и так сильнее ощущалось, что она в будущем будет великой правительницей своего народа, и что здесь к ней относятся как к равной. Ну, почти.Великая Яхха сделала несколько глотков из своего горшочка, и лишь потом обратила свой взор к Лайде.- Лайда, ты уже вошла в пору цветения. И пришло время определиться с тем, кого ты видишь своим мужем. Что говорит твое сердце?Лайда пожала плечами:- Великая Яхха, мое сердце молчит.- Я так и думала, - вздохнула седовласая волшебница.Мийна растеряно спросила:- И что же теперь делать?- Лайда, ты ведь понимаешь, что я не просто так завела речь о твоем замужестве? Ты хорошо знаешь законы, и сама должна осознавать всю важность своего выбора. Только выйдя замуж, ты сможешь стать великой Лайдой, в свое время, разумеется. Если никто из равных тебе по знатности не пленил твое сердце, то возможно мужчина из рыбаков или кузнецов, или других работников достоин занять место подле тебя?- Старшая мамка Яхха, всё я понимаю. Но что же мне делать, если никто из мужчин не показался мне желанным и милым?Великая Яхха снова сделала несколько глотков горячего молока. Потом, её взор затуманился, и волшебница окунулась в воспоминания:- Моя матушка, великая Сорхо, была своенравна и капризна. Это от нее тебе, Лайда, достался крутой нрав. И когда пришло время становиться женой, великая Сорхо тоже не знала, кого из мужчин взять в мужья. Её сердце молчало. Но в отличие от тебя, Лайда, времени на раздумья у неё не было. Великая Ирга, что правила в то время была уже стара и в любой день могла отправится в сады вечности. Сорхо знала лишь один способ узнать, кто станет её мужем. И этот способ - спросить об этом у великой Тархи! Да, да… Сорхо отправилась в пещеру Тархи и там, стоя на коленях у надгробного камня, под которым покоится прах великой, молила вразумить её и открыть глаза. И великая Тарха услышала её мольбу. Сорхо во сне увидела своего мужа - им стал простой кузнец Горр.Лайда, слушала рассказ Яххи, открыв рот. Она слышала много историй о том, какие лишения испытывают те волшебницы, осмелившиеся тревожить прах Тархи. Мийна же, обеспокоено сказала:- Матушка, ты же не отправишь Лайду в пещеру великой Тархи? У нее есть достаточно времени, и она, может, услышит свое сердце позже…- Мийна, ты должна лучше всех понимать свою дочь! Но даже я знаю, что нрав Лайды не даст ей услышать свое сердце! Только великая Тарха откроет её глаза…Мийна в ужасе закрыла глаза руками: - Но она слишком молода! И слишком своенравна, чтобы великая Тарха услышала её мольбы!- Ну, вот может там и укоротят её нрав? Сорхо была в том же возрасте, что и Лайда, когда отправилась в пещеру Тархи. Три дня и три ночи она молила великую, и Тарха снизошла до неё. Завтра же, Мийна, ты отвезешь дочь в пещеру великой и оставишь её там.Лайда плохо спала эту ночь. Она жутко боялась предстоящего испытания. Ведь всем известно, что покинуть пещеру великой Тархи, не услышав волю великой - нельзя. А Лайда не представляла, что великая Тарха может услышать её мольбы. Она еще ничем не отличилась перед своим народом, ей нечем хвалиться - если только проказами да шутками, не всегда добрыми. Видимо, там, в пещере и настанет её кончина.Рано утром, лишь солнце показало свой алый бок из-за холма Пробуждения, крылатая тройка унесла Лайду в глубь холмов, в долину предков, к пещере великой Тархи.Лайда была здесь впервые. Эта долина была когда-то первым местом стоянки народа Тарха. Но после смерти великой, это место стало священным. Мийна обняла напоследок дочь, и горько вздыхая, унеслась прочь. Лайда огляделась. Вокруг нее высились холмы, словно близнецы похожие один