210 по Менделееву - Александр Смоленский

– А скажите, мисс Соутбридж, каким было заключение медиков? – призадумавшись, спросил Духон.

– Вскрытие показало, что имела место передозировка наркотиков. Хотя в квалификации местных патологоанатомов я очень сомневаюсь. Все знали о болезненном пристрастии Алекса, поэтому к другому выводу наши врачи и не могли прийти.

– Судя по вашему описанию, состояние больного совсем не похоже на передозировку, – заметил Духон.

– Вы так полагаете? – удивлённо вскинула выцветшие от слез глаза хозяйка замка.

– Впрочем, я не специалист, – поспешил заверить ее Александр.

– Саша, что ты имеешь в виду? – вдруг подал голос Багрянский.

– Отстань. Все вопросы потом, – огрызнулся приятель.

– Скажите, мисс, а вы не припомните, что за имена упоминал ваш друг в предсмертной агонии? И не заметили вы ли чего-то странного в его доме?

– Имена… имена… Нет не помню. Хотя подождите, Алекс упоминал какую-то русскую фамилию на букву «Л». А в доме, вы правы, был такой кавардак, что чёрт ногу сломит. Кругом валялись какие-то ампулы, капсулы, рассыпанные порошки. Мне просто ужасно вспоминать об этом. Пришлось даже вызвать служанку, чтобы та хоть немного прибрала в доме. Она меня еще удивила, сообщив, что обнаружила в подвале дома хорошо оборудованную химическую лабораторию. Я потом заглянула туда и была поражена тем, что увидела.

– Так, так, так… – непонятно к кому обращаясь, произнёс Александр. – А вы сами как сейчас себя чувствуете, леди Соутбридж?

– Если честно, как-то не очень. Слабость, нервы расшатались… Впрочем, я совсем заговорила вас. Может, чаю с печеньем? А потом полюбуемся на полотно. Знаете, я никогда бы не решилась продать его, если бы не материальные затруднения.

Леди Соутбридж поднялась с места и, шурша своим траурным облачением, удалилась из зала.

– Саша, летим отсюда, пока не поздно! Не нравится мне здесь. Смертью веет…

– Пожалуй, Лёва, сегодня тот редкий случай, когда я могу согласиться с тобой. То, что рассказала нам Марж Соутбридж, очень любопытно!

– Чем же?

– Хотя бы тем, что ее Алекс Лэнг умирал с точно такими же симптомами, что и у Люсинова. Если, конечно, верить тому, что писала пресса. Да и фамилия на «Л» тоже подозрительна. Связь не улавливаешь? Определённо причиной смерти Алекса была не передозировка, а лучевая болезнь.

– Ну и воображение у тебя, Саша! Может, переключимся в нашем творчестве на фантастику? – рассмеялся Багрянский.

– Зря иронизируешь! Здесь очень любопытная история складывается. Ведь вполне возможно предположить, что отравленный полонием Люсинов был каким-то образом связан с алхимиком Алексом Лэнгом. И что они вместе варганили в подвале «нечто» и вместе торговали этим «нечто». В итоге оба по неосторожности отравились.

– Какой красивый полёт фантазии! – снова саркастически рассмеялся Багрянский.

– Смейся, смейся, а я вызываю сюда Мацкевича. Он меня быстро поймёт, и мы начнём наше собственное расследование. – Бывший банкир явно загорелся новой идеей.

– Ты что, Сашенька, действительно хочешь ввязаться в расследование этого дерьма? И где – в Англии? Нас никто за такую самодеятельность по головке не погладит! – уверенно произнес Лев.

– Но ведь интересно утереть нос Скотланд-Ярду, а заодно и Лубянке! Наши-то тоже наверняка рассматривают версию о самоотравлении Люсинова. Иначе не дёргались бы, как паралитики.

В зале громко заскрежетала кованая дверь, и на пороге вновь появилась леди Соутбридж. В руках она держала маленькую картину без рамки – неизвестный шедевр кисти Джозефа Тёрнера «Закат на Темзе».

– Надо бы произвести экспертизу… – любуясь холстом, произнёс Александр.

– Вообще-то такой необходимости нет, сэр. Но если вы настаиваете, я, несмотря на то, что в данное время испытываю определённые финансовые затруднения, готова подождать.

Произнеся эти слова, дама в траурном одеянии неожиданно, потеряв сознание, грохнулась на каменный пол.

– Говорил же я тебе, Саша, что здесь всё дышит смертью! – в отчаянии воскликнул Багрянский. – Даём отсюда дёру, иначе теперь нам придётся как минимум отвечать перед Скотланд-Ярдом за смерть галеристки.

– Лучше прысни ей в лицо водой из графина. Похоже, у неё нервный обморок.

– Не хватало мне ещё реаниматором работать… – недовольно пробурчал Багрянский. Но тем не менее последовал совету друга.

Пока леди Соутбридж приходила в себя, Духон достал из кармана мобильный телефон и стал звонить в Москву – Леониду Мацкевичу, отставному полковнику КГБ, возглавляющему созданное Духоном несколько лет назад частное детективное агентство.

– Леонид Сергеевич, приветствую вас! Как здоровье? – скороговоркой произнёс он в трубку. – Ну и отлично! Нам со Львом Владимировичем срочно нужна ваша помощь в Лондоне. Вылетайте первым же рейсом. Сообщите время, и мы вас встретим. О расходах не беспокойтесь. Всего вам доброго.

– Да-а, Сашенька, теперь настала моя очередь падать в обморок! – с отчаянием в голосе произнёс Багрянский, усаживая на стул обессиленную, но уже пришедшую в сознание леди.

Академик Адов общался со своим «Сократом» на третьем этаже собственного дома, когда из динамика домофона раздался зычный голос охранника:

– Олег Евгеньевич, извините, пожалуйста, тут к вам какой-то поп просится!

– Какой ещё поп?! – раздражённым голосом спросил ученый. – Гони его, Иван, не смотри, что с крестом. Наверняка деньги припёрся просить. Халдеи боговы…

– Не похоже, Олег Евгеньевич. Говорит, у него неотложное дело и что вы с ним хорошо знакомы.

– Нет у меня никаких знакомых попов! Да и исповедоваться я пока не собираюсь! – зло прокричал Адов в микрофон.

Последовала пауза.

Неожиданно хозяин имения на какое-то время призадумался. То ли любопытство, то ли желание развеять однообразные до зелёной тоски будни своей затворнической жизни в Голицыне подтолкнуло его к решению. Почему бы, собственно, не принять нежданного посетителя? А то – кто его знает? – возьмет и проклянет. Ладно бы его одного, с этим академик как-нибудь справится. А если Наденьку?

– Слушай, охрана! Проводи-ка ты, пожалуй, попа в гостиную. Я минут через десять спущусь. И скажи домработнице, чтоб чего-нибудь подала на стол. Все святоши, насколько я знаю, страсть как любят вишнёвую наливочку.

Спускаться в гостиную Олег Евгеньевич не торопился. Он почему-то вернулся в кабинет, но не к компьютеру, а к дневнику и корявым, старческим почерком записал на свободной страничке:

«Самое трудное и важное в познании истины не поиск философского камня, а постижение собственной сущности! Гегель прав. Человек, сотворенный Демиургом по своему образу и подобию, должен следовать примеру Абсолютного Духа на пути самопознания…»