Открывается внутрь - Ксения Букша

Вещи в комнате оставались теми же: расположение их не менялось; вон торчит коричневая помада, вон сидит плюшевый дракончик, это – будильник, то – зеркальце; освещены фонарем пятна оборванных обоев на стене; рядом спит дочь; а вон у дверей ботинки и ведро, в котором гниет картофельная шелуха, а на полу валяются остатки бутерброда и дремлет грустный Бакс. Все нереально, все как на картинке.

Крестная уходит ближе к вечеру – у нее мать парализованная, долго она не может. К шести Надя решается доползти не только до туалета, но и до кухни. Пожарить Дашке хлеба с яйцом (тоже крестная приволокла). Хватаясь за грудь, сгибаясь и приседая поминутно, жарит. От запаха почему-то тошнит. Надя давно уже ничего не ела. Странно почему же так плохо и температуры вроде почти нет – тридцать семь и два – и кашля нет, а так плохо что просто плохо плохо и плохо

и тоска такая в груди прямо засела

и Надя жарит хлеб с яйцом и плачет почему-то

она сама не знает почему

а внутри у нее – такая цепочка:

Дашка любит хлеб с яйцом – я

люблю Дашку

а больше никто не любит Дашку ну крестная да но крестная сама на ладан дышит

а я скоро помру, и кто же

будет Дашке хлеб с яйцом-то

* * *

скорую, скорую вызывай, – скороговоркой крестная в трубке

приедут – посмотрят – скажут что и как

а ты антибиотики сколько уже пьешь

как прописали пью десятый день уже

это вторые уже – те кололи которые в больнице те были первые

и не лучше?

нет, не лучше, хуже

вот это все им и скажи! Вызывай сейчас же! Ты имеешь право!

У Золушки тоже была фея-крестная. Помогала здорово. И у Нади есть крестная. И помогает здорово. Когда Наде тринадцать было, взяла ее к себе после смерти матери, и Надя в детдом не попала. А в шестнадцать уже Надя работать пошла и замуж. Но жизнь такая на Нарвской заставе, что никакая фея-крестная не справится. А тем более что у Нади никакая крестная не фея. А живет в комнате тоже девять метров, даже меньше, чем у Нади с Дашкой. И у крестной мама парализованная, а сама крестная раком болела уже.

Какие феи тут на Нарвской заставе.

* * *

Скорая поднимает Надю – осмотреть. Надя не может толком встать. Ей и сидеть-то трудно, задыхается. Сразу падает обратно. Резкая боль в груди, в спине.

Ну, это надо в больницу опять ехать.

Надя начинает плакать.

Что же они делали две недели. Что они там лечили?

В какую больницу у меня ребенок его крестная брала уже не сможет взять

там у крестной мама парализованная

крестная не может же

нет надо ехать говорит скорая и звонит

а Наде уже все равно

она звонит крестной, получает какие-то слова далекие в ответ

(а Даша в школе)

не слышит их, а слез нет, больше уже Надя не плачет

она собирает последние силы, садится на кровати и натягивает рейтузы

очень грязные, пахучие – когда стирать-то было, и кто бы мог это сделать, и сил не было совсем

но это все равно. И надевает чистый черный свитер со стразами на груди. Дышать нечем, но Надя уже привыкла, и теперь ей даже немного лучше (это потому что температура поднялась).

И она встает

и она надевает растоптанные черные дутики

и пальто – документы надо, теребят ее, но Надя не может, она почти теряет сознание

да не дергайте ее, говорит медсестра доктору

они выходят на улицу. Там уже не слякоть, а, оказывается, сильный мороз. Идти недалеко, скорая припарковалась у самого подъезда. Наде помогают влезть внутрь, и она то ли ложится, то ли падает на лежак. Скорая трогается, и тут Надя вспоминает, что не взяла сумку

сумку забыла, – кричит Надя, то есть ей кажется, что она кричит, а на самом деле она медленно и слабо произносит эти слова, так что у нее стучат зубы, и она задыхается, и с каждым вдохом на лоб наплывает багровое и черное пятно

* * *

а потом уже и нет никакой Нади

потом, когда они уже приехали и ее уже привезли

и положили в коридоре под капельницу, из которой струится лекарство

у Нади есть еще пара часов, чтобы вспоминать, в перерывах между приступами удушья, как в детстве она делала из этих трубочек рыбку (много валялась в больницах: аномалия почек)

но перерывов все меньше, и вот уже нет никакой Нади

а есть оскаленное, осунувшееся лицо, и синие губы хватают воздух – ее переводят в реанимацию

есть дыра на рейтузах… ее переворачивают, рейтузы спускают, чтобы поставить катетер, и это последнее, что чувствует Надя: холод (голые бедра на клеенке) и боль

А дальше уже темнота, белый кафель и белые лампы. Багровое черное пятно наплывает на лоб, и больше ничего.

* * *

сиводня я делола ицничу с хлебом как делола Мама амне ана (мам ася) скозала что не розбевай ичо пока скаворотка ненагрееца ая скозала я сама знаю лутше как делола Мама потомучто эта была моя Мама единстеная а ты мне немама и не когда небудеш

(Вы, конечно, тоже хорошо делаете яичницу, и очень вкусно! Но просто это рецепт, по которому моя мама всегда готовила. Он даже у нее в книжечке был записан. Только мне эту книжечку дядя Саша пока не отдаст. Потому что он сами знаете где. А он мне ее отдаст, когда мне будет четырнадцать лет. А когда мама болела, то эта книжечка завалилась за диван. И дневник мамин тоже дядя Саша мне отдаст, когда его выпустят. Ничего не подгорит, я очень хорошо и правильно все делаю.)

На станции Лигово Регина колеблется: не пересесть ли в триста шестую. Время пробок вроде прошло, а в метро не хочется. Но голова так болит, что Регина остается на месте.

В вагоне появляется продавщица мороженого. Тащит сине-белый ящик с товаром. Толстая молодая девчонка в резиновых шлепанцах, с густыми волосами и кустистыми бровями, в широких коротких штанах с завязками, в стеганой жилетке. Руки у девчонки сплошь в белых широких шрамах. Ниже локтей, выше запястий – напрочь изрезаны. Полосовала в исступлении, глубоко и резко. Не меньше шести шрамов на левой руке. И на правой тоже шрамы. И говорит: мороженое, стаканчики: сливочное, крем-брюле, пьяная вишня, эскимо «Фараон», «Балтийское», «Ля Фам», картошка, фруктовый лед, пожалуйста, кто желает.

Регина Маркова, креативный директор рекламного агентства «Рефлекс», изящная, с пестрыми перьями волос, с красивым строгим лицом, в кружевном сине-желтом балахоне, открывает глаза. В глаза сразу бьет солнце. Голова болит отчаянно. Но Регина не щадит себя. Тебе не плохо, думает она. Тебе никогда не бывает по-настоящему плохо. (Марков поехал на машине, Регина часто ездит на электричке. Пробки.)