Кентурион - Валерий Большаков

– Сенеб, Хатиаи! – ворчливо поздоровался мордатый, исчерпав свои знания египетского, и продолжил уже на латыни: – Привел тебе пополнение! Будь зорок – эти… как их… мере[48]особо опасные!

– Сенеб, Клавдий! – ласково промычал безшеий Хатиаи, начальник шене. Его розовое, жирное лицо поплыло в улыбке, а короткий, широкий нос, задранный так, что выпячивались крупные ноздри, азартно зашевелился. – Не волнуйся, еще и не таких обламывал!

Оглядев контуберний маленькими поросячьими глазками – сходство с Пятачком усиливали белесые бровки и выцветшие реснички – Хатиаи молча отпер низкую дверь во внутренней стене и жестом показал: прошу!

Сергий пригнулся и перешагнул порог, седловатый от множества ног, шаркавших по нему. Он очутился на унылом, пыльном плацу. По одну сторону теснились глинобитные хижины с общими боковыми стенами. Ряды этих клетушек разделяли узкие проходы, а задний левый угол огораживал заборчик из плоских камней. Из-за заборчика несло, как от общественного туалета, перебивая пыльный запах разогретой глины.

– Коллективная параша, – усмехнулся Эдик.

Легионеры быстро поснимали с контуберния цепи и кандалы, разрезали ремни, стягивавшие руки.

– Свободны! – ухмыльнулся мордатый, но длинный кинжал в ножны не убрал.

Вперед вышел Хатиаи, а пятеро здоровенных туземцев, шагавшие вперевалочку, остановились у него за спиной. Все пятеро были в заношенных туниках, волосатые ноги обуты в калиги с тройной подошвой подкованной медными гвоздями, в руках увесистые палки, за поясами – плети.

– Вертухаи местные… – заикнулся было Эдик.

– Ма-алчать! – рявкнул мордатый.

Хатиаи покачался, то поднимаясь на носки, то опускаясь на пятки.

– Отныне вы никто! – громко и пафосно заявил он. – Вы – мере, это то же самое, что и «мердэ»![49]Безыменная и безгласная рабочая сила! Рабочая скотина, которая должна ишачить что есть мочи, и тогда ее покормят чечевичной похлебкой и дадут воды! Если же скотина заупрямится, она отведает другого блюда – плетей или палок! И запомните: вы пришли сюда, чтобы здесь и остаться! Даже вашим Ка отсюда не уйти – мы не погребаем дохлых мере! Вон где ваши могильщики! – Хатиаи показал в небо, белесое от жара, словно растопилась лазурь и стекла на землю. В дрожащем мареве лениво кружили стервятники. – Самые тупые из вас, – продолжал Хатиаи с напором, – иногда бунтуют! Может, заметили за стенами шене вкопанные в землю столбы? Так это для бунтовщиков! Этих скотов привязывают к столбам и обмазывают медом! – начальник шене садистски ухмыльнулся. – Уж не знаю, откуда тут пчелы и осы, мухи и прочие букашки, но они стаями слетаются на мед, и ну лакомиться!

– А как эти придурки орут! – заулыбался мордатый. – Как воют! Шакалам до них далеко!

Хатиаи согласно усмехнулся, и по-новой оглядел строй.

– Все ясно? – спросил он, и глянул за плечо. – Пи-нем, Маи – расселить! Каждому по чашке в руки!

Два курчавых добра молодца обошли Хатиаи и показали палками направление движения.

Сергий встал на четвереньки и пролез в свою клетушку. Две охапки жесткой травы составляли всю её обстановку. Надсмотрщик Маи просунулся следом, буркнул что-то в курчавую бороду, швырнул Роксолану глиняную чашку. Тот поймал свою посуду и сел на траву.

Оглядев потолок, обмазанный глиной, сквозь которую проглядывали сучья перекрытия, Лобанов остановил свой взгляд на охапке травы в соседнем углу. Весь контуберний распределили по одному ряду каморок «с подселением». Интересно знать, кто его сосед? Еще интересней другой вопрос: как выяснить это в отсутствие хозяина? Обычно это помогают узнать предметы, но какие могут быть личные вещи у мере? Здешнее стадо среднего безрогого скота владеет лишь кормушками… Сергий протер пальцем выданную ему чашку, и вздохнул.

Очень быстро стемнело, и тут квадратный двор шене наполнился гулом голосов, мерным как прибой – ни криков, ни хохота не раздавалось. Чему радоваться мере? Уработаешься так, что не то что кричать – дышать невмоготу!

Резко потемнело – это в клеть пролезал ее бывший единоличный владелец, а ныне сосед Сергия – хмурый человек правильного сложения, худой, правда, со светлым оттенком кожи, рыжеватыми волосами и голубым цветом глаз. В руках он держал горящую ветку-фонарик, наполнившую клеть смрадным дымом.

– Сенеб! – поздоровался Лобанов.

– Сенеб… – удивился мере. Разглядев Серегины светлые волосы, он обрадованно спросил: – Темеху?

Это слово, обозначавшее ливийцев, Лобанов знал. И покачал головой.

– По-латински говоришь? – спросил он.

– Я говорить латынь, – пробурчал сосед разочарованно. – Не знать, зачем…

– Меня зовут Сергий, – представился Роксолан. – А тебя?

Но сосед-ливиец свирепо подул на ветку, гася свет, лег на ворох травы и отвернулся к стене. Сергий пожал плечами, и тоже закрыл глаза. Духота мешала заснуть, но усталость пересилила…

Ночью он проснулся от холода. Пустыня остывала быстро. Раскаляясь, как сковородка, днем, ночью пески отдавали тепло. Короткий миг прохлады сменялся ознобом. Свет луны, заглядывавший в лаз, высинил фигуру ливийца, скорчившегося на своей охапке. Спит… Привык, наверное. Сергий смотал с себя схенти, расправил полосу ткани и укрылся ею. Помогло мало – тонкая материя не грела, да и как укроешься этим лоскутом? И теперь трава колола голую задницу… Чертыхаясь, Лобанов кое-как скрутился в позу кошки на завалинке, но сон не шел – было очень неудобно и очень холодно. Да и мысли мешали. Это Хатиаи пусть тут остается непогребенным, а он в мере не нанимался. Бежать надо, только куда? Ущелье стерегут легионеры, и наверняка нарушители дисциплины, а иначе за что их сослали в эту дыру, сторожить людей-скотов? Правда, горы вокруг – не препятствие, одолеть их – не проблема. Перешел их – и дальше шагай. Куда только? Нубия вокруг. Пустыня. Тут шагу нельзя сделать, не зная, где колодцы или источники! Без воды солнце их убьет на другой день, высушит, превратит в мумии. Бот, будет стервятникам радости…

На восходе солнца зарокотал большой барабан – два надсмотрщика били в него колотушками. Подъем!

Лобанов, согревшийся под утро, встал с тяжелой головой. Глаза слипались. Ливиец, едва протерев глаза, подцепил свою чашку и ловко выскользнул наружу. Посыпались частые удары по бронзовой доске-билу.

Тут же в лазе показалась голова Эдика.

– Босс! – позвал он. – Завтракать зовут! Или вы на диете?

– Брысь! – мрачно сказал Сергий и полез наружу. Надо травы набрать побольше, подумал он, и циновку какую-нибудь сплести. Типа, дверь. Хоть не так дуть будет…

Народу в шене набралось – сотни. Роме, эллины, иудеи, арабы, эфиопы, нубийцы… Солнце и труд стандартизировали внешность узников – все были тощими, жилистыми и черными, кто от загара, кто от природы. Гефестай уже стоял у большого котла, и лаялся, устанавливая очередь.