Современный детектив. Большая антология. Книга 12 - Андреас Грубер

при мне кричали лишь однажды — да и то со слезами радости на глазах. В июле 1949 года, вернувшись из школы, я узнал, что сорокатрехлетняя Каролине Боркман ждет ребенка. Только тогда до меня дошло, как переживали свою бездетность сами Боркманы и их близкие. В то лето они пребывали в состоянии радостного ожидания. В январе 1950 года меня вместе с родителями пригласили на крестины их дочери. На церемонии присутствовали еще 250 человек из числа столичной культурной, финансовой и интеллектуальной элиты. Наши знакомые шутили: мол, в Осло не видели ничего подобного с крещения кронпринца в 1939 году, но ведь и дочь профессора Боркмана была в некотором смысле наследницей целой империи. Выбор имени для единственного ребенка стал нелегкой задачей для родителей, ведь у девочки были такие прославленные предки с обеих сторон! В конце концов родители выбрали несколько имен: Патриция Луиза Изабелла Элизабет Боркман.

По словам моих родителей, дочка Боркманов научилась читать в четыре года. В восемь лет она прочла первую пьесу Ибсена. В десять о ней написали на первой полосе одной из центральных газет. Статья называлась «Сверхспособная дочь профессора против обычной средней школы». Проблема заключалась в том, что директор школы, при поддержке министерства образования, согласился перевести девочку только на один класс вперед, в то время как ее родители и учителя считали, что уместнее будет перевести ее вперед на три класса. На следующий год о Патриции Луизе И. Э. Боркман снова написали в газетах, на сей раз в спортивном разделе. Ее называли восходящей звездой в фигурном катании, «новой Соней Хени». Репортеры упоминали также о том, что Патриция замечательно стреляет: она выиграла несколько соревнований общенационального чемпионата среди юниоров.

Однажды, зимой 1963 года, мы с мамой возвращались домой с катка и встретили на улице Патрицию Луизу и ее родителей. Профессор Боркман, как всегда, завладел разговором. И вдруг посередине его анализа новостей дня — он говорил о вотуме недоверия правительству Эйнара Герхардсена после дела компании «Кингз Бэй» — случилось немыслимое. Патриция не только поправила профессора в изложении фактов, но и подвергла сомнению его выводы. И самым поразительным было то, что Боркман воспринял слова дочери чуть ли не с радостью, охотно признал свои ошибки и несколько раз погладил своего критика по голове. Происшествие произвело на нас с матерью неизгладимое впечатление.

— Мы еще услышим об этой девочке, — сказала мама, когда мы пошли дальше.

К сожалению, мне пришлось вспомнить тот случай и слова мамы после трагедии, навсегда окрасившей жизнь Боркманов в черные тона. Оказалось, что в тот день мы видели фру Боркман в последний раз. Да и Патриции больше не суждено было кататься на коньках. Через несколько дней машину, в которой ехали фру Боркман и Патриция, занесло на обледенелом перекрестке и она врезалась в тяжелый грузовик. В результате лобового столкновения водитель и фру Боркман, сидевшая на переднем сиденье, погибли на месте, а Патриция, сидевшая сзади, получила тяжелейшие травмы. Пять дней она находилась в коме; врачи боролись за ее жизнь. Первые дни все опасались, что девочка не доживет до утра. Через десять дней после автокатастрофы в одной газете появилась маленькая заметка: жизнь девочки вне опасности, но ходить она, скорее всего, больше не сможет. Тогда представители прессы в последний раз уделили внимание Патриции Луизе И. Э. Боркман.

Позже я узнал от матери, что Патриция осталась парализованной ниже талии; ее забрали из школы. Отец в отчаянии обращался к лучшим врачам, а также, от полной безысходности, возил ее к одному старому целителю в Лиллехаммер и к другому, более молодому, в Сносу. Последствия аварии излечению не поддавались. Патрицию ждала жизнь инвалида и постепенное угасание… Много лет я почти ничего не слышал ни о ней, ни о ее отце. И вот 6 апреля 1968 года Боркман неожиданно позвонил мне и предложил помощь в расследовании убийства.

Фасад владения 104–108 по Эрлинг-Шалгссон-Гате, где находились и жилище, и штаб-квартира Рагнара Боркмана, оставался таким же внушительным, каким запомнился мне с детства. Огромное здание в округе прозвали «Белым домом» из-за его цвета. В свое время дед Рагнара Боркмана объединил три стоящих рядом дома; теперь его статуя возвышалась на постаменте в огромном, просторном холле перед кабинетом внука. Когда я вошел, мне показалось, будто я перенесся на машине времени в тридцатые годы.

Секретарша профессора провела меня к нему в кабинет кратчайшим путем. Лестница в двадцать три ступени показалась мне почти такой же длинной, как в моем детстве. Сам хозяин ждал меня на верхней площадке. Он почти не изменился, был таким же крупным и импозантным. Правда, лицо его стало гораздо мрачнее, но выправка оставалась такой же безупречной, волосы и борода — такими же черными, рукопожатие — таким же крепким, а голос — таким же звучным, как и раньше.

— Добро пожаловать, и еще раз поздравляю с недавним повышением! Я совершенно уверен, что ты справишься! Как же мне тебя теперь называть — Колбьёрн или инспектор Кристиансен?

Я поспешно ответил, что почту за честь, если он по-прежнему будет звать меня Колбьёрном, но сам на всякий случай буду обращаться к нему «профессор Боркман». Он улыбнулся, но возражать не стал.

— Во-первых, позволь извиниться за то, что заманил тебя сюда под ложным предлогом, но ты скоро поймешь, что я действовал из лучших побуждений. К сожалению, сам я ничем тебе помочь не могу. Разумеется, я был знаком с Харальдом Олесеном и несколько раз встречался с ним, но в последнее время мы виделись редко. О нем тебе лучше расспросить судью Верховного суда Еспера Кристофера Харальдсена, который работал с ним во время войны, и партийного секретаря Ховарда Линде. Надеюсь, что ты уже и сам подумал об этом. К сожалению, кроме того, что сказал, больше ничего добавить не могу.

Я еще не беседовал с двумя высокопоставленными друзьями покойного, но профессор был абсолютно прав, и я собирался связаться с ними как можно скорее. Поэтому для меня по-прежнему оставалось загадкой, почему я здесь нахожусь. Увидев мое замешательство, Боркман поспешно продолжал:

— Понимаю, что мое предложение покажется тебе, мягко говоря, необычным, но предлагаю тебе побеседовать не со мной, а с Патрицией.

Его слова повергли меня в еще большее замешательство, особенно следующий, совершенно неожиданный вопрос:

— Ты когда-нибудь встречал человека, который все время на шаг впереди тебя, который мыслит быстрее и глубже, чем ты? Общаться с таким человеком, понимая, что он во много раз умнее тебя, иногда бывает неприятно, а иногда даже страшновато. Возникает