Ленин. Соблазнение России - Леонид Млечин

И главное, отдельные комнаты-кельи для каждого больного! И все тут есть: и постели, и белье, и утварь, и вместительные кухни, и пекарни, и бани. Готовые санатории! Только поселите в них усталых, изнуренных непосильной работой рабочих и работниц, дайте им набраться здоровья среди живительного воздуха полей, дайте им отогреться под лучами деревенского солнца, так скупо заглядывающего в рабочие квартиры города!..

Скажут: занять монастыри под санатории, под здравницы! Кощунство! Ничуть. Разве лозунг Коммунистической России не гласит: кто не трудится — да не ест? А для кого еще тайна, что монастыри — гнезда тунеядцев?..

Монашкам и монахам в цвете сил и здоровья пора сказать: уступите ваши кельи тем, кто в них нуждается! Не лгите, не говорите, что вы отрешились от “земных радостей” и спасаете душу свою. До нас слишком часто доходят слухи о тех безобразиях, что творятся за стенами монастырскими в ваших “черных гнездах”. Идите в мир трудиться, как все мы трудимся, идите работать и жить без лицемерия…».

Коллонтай была сторонницей военной службы для женщин, считая ее признаком равенства. Она писала: «С призывом женщины в войска окончательно закрепляется представление о ней как о равноправном и равноценном члене государства».

Министерская карьера Коллонтай оказалась недолгой. Из-за Дыбенко.

28 февраля 1918 года Дыбенко во главе 1-го Северного летучего отряда революционных моряков отправился защищать Нарву от наступавших немцев. Военный руководитель Комитета обороны Петрограда бывший генерал Михаил Бонч-Бруевич сказал Дыбенко:

— Ваши «братишки» не внушают мне доверия. Я против отправки моряков под Нарву.

Но поскольку нарком Дыбенко был о себе высокого мнения, то он проигнорировал мнение какого-то бывшего генерала. Балтийцы захватили цистерну со спиртом, что добавило им уверенности в собственных силах. В первом же настоящем бою моряки, привыкшие митинговать и наводить страх на мирных жителей Петрограда, понесли большие потери, бросили фронт и самовольно ушли в Гатчину. Нарва была потеряна.

Возмущенный Ленин отозвал Дыбенко с фронта.

16 марта он был снят с поста наркома.

Павел Ефимович, зная, что это произойдет, пытался сделать вид, будто его отставка — результат политических разногласий, и заявил, что уходит из правительства в знак протеста против Брестского мира. Дыбенко арестовали по требованию комиссаров нарвских отрядов и его бывшего заместителя и друга Раскольникова. Павла Ефимовича обвиняли в том, что он беспробудно пил и в таком состоянии сдал Нарву немцам.

Александра Коллонтай, которая действительно не согласилась с намерением Ленина принять все немецкие условия, на VII съезде партии произнесла пламенную речь против мира с немцами и сошла с трибуны со словами:

— Да здравствует революционная война!

Зал откликнулся аплодисментами. Но эта речь ей дорого обошлась. Ленин не включил ее в список членов ЦК, и она утратила высокий партийный пост. После ареста Дыбенко она подала в отставку с поста наркома государственного призрения.

Дыбенко должен был судить Революционный трибунал при ВЦИК. Обвинителем вызвался быть его недавний коллега из наркомата по военным и морским делам Николай Васильевич Крыленко. Он уже вполне вошел в роль прокурора и относился к Дыбенко как к особо опасному преступнику, а Коллонтай воспринимал как соучастницу преступления.

Александра Михайловна писала Дыбенко в тюрьму:

«Вся душа моя, сердце, мысли мои, все с тобою и для тебя, мой ненаглядный, мой безгранично любимый. Знай — жить я могу и буду только с тобой, — без тебя жизнь мертва, невыносима… Будь горд и уверен в себе, ты можешь высоко держать голову, никогда клевета не запятнает твоего красивого, чистого, благородного облика».

Коллонтай ради Дыбенко рискнула всем. Не зря мужчины влюблялись в нее без памяти. Александра Михайловна добилась, чтобы Дыбенко выпустили под ее поручительство. В газетах появилось сообщение, что они с Павлом Ефимовичем вступили в брак, хотя в реальности они так и не зарегистрировали свои отношения.

Освобожденный из заключения Дыбенко с верными ему матросами уехал из Москвы — махнул в Курск, потом в Пензу. Коллонтай, которая гарантировала, что Дыбенко будет приходить на допросы, оказалась в дурацком положении. Крыленко потребовал арестовать Дыбенко, а заодно и Коллонтай.

Владимир Ильич не хотел ссориться с человеком, популярным среди матросов. Поэтому из Москвы дали знать, что Дыбенко ничего не грозит. Он приехал на суд. Павел Ефимович не признал себя виновным в сдаче Нарвы. Уверенно говорил суду:

— Во время революции нет установленных норм. Все мы чего-то нарушали!.. Говорят, я спаивал отряд. А я как нарком отказывал в спирте судовым командирам. Мы, матросы, шли умирать в защиту революции, когда в Смольном царила паника и растерянность…

17 мая 1918 года суд оправдал Дыбенко. В приговоре говорилось: перед ним поставили такие сложные задачи, как «прорыв к Ревелю и Нарве, к решению которых он, не будучи военным специалистом, совершенно не был подготовлен».

Моряки вынесли его из зала суда на руках.

Александра Михайловна гордо покинула Москву и последовала за своим любимым Дыбенко, который воевал на юге страны. Коллонтай назначили председателем политуправления Крымской республики, но большевиков выбили из Крыма. Утвердили наркомом пропаганды и агитации Украины, но через два месяца пришлось бежать из Киева. Она вернулась в Москву.

Перестав быть наркомом, Коллонтай не ушла из активной жизни. Главной ее заботой оставалась судьба женщины. На VIII съезде партии 22 марта 1919 года она выступила с докладом о работе среди женщин:

— Среди так называемых советских барышень, которые сидят в различных комиссариатах, имеется очень много мелкобуржуазного, чуждого нам элемента. Нам надо других работников — идейных. Откуда мы их возьмем? Из работниц, из крестьянок, из пролетарок. Часто бывает, что мы ставим во главе какого-нибудь учреждения специалистку — возьмем детские колонии, ясли. Она знает свое дело, но дух у нее чужой. У нее не хватает здорового классового инстинкта…

Зинаида Гиппиус записала в дневнике:

«Вчера был неслыханный буран. Петербург занесен снегом, как деревня. Ведь снега теперь не счищают, дворники — на ответственных постах, в министерствах, директорами, инспекторами и т. д. Прошу заметить, что я не преувеличиваю, это факт. Министерша Коллонтай назначила инспектором Екатерининского Института именно дворника этого же самого женского учебного заведения».

В первой советской конституции, которую принял V съезд Советов в июле 1918 года, утверждался принцип равенства женщин с мужчинами в государственной, хозяйственной, культурной и общественно-политической жизни…

Но равенство оказалось равенством обязанностей.

«Понемножку лишаемся всяких культурных приспособлений для здоровой жизни, — вспоминал один из москвичей, — лишились трамвая, центрального отопления, частично электрического освещения и водопровода (иногда по суткам огня и воды не дают), а сегодня что-то неладное случилось и с канализацией, так что уборные закрыты. В бане обходятся без мыла. Или выпросят у соседа, или стащат его в тот момент, когда обладатель мыла идет за водой».