Гори, венчальная свеча! - Елена Арсеньева

Их любовь умерла с мученической смертью Хонгора,разодранного между гривами мчащихся лошадей. Такова была освященная обычаямикара за убийство соплеменника. Пусть и невольное: в пылу борьбы Хонгор сломалпротивнику шею. А по тому же закону предков все имущество казненного, в томчисле и его женщины, становились собственностью наследника убитого. Так Эрле,обезумевшая от горя и ужаса, стала вещью в руках Эльбека, того самого калмыка,убившего Леонтия, от которого она бежала в адов жар безводной степи, где едване умерла от голода и жажды. Ее, полуживую, нашел и спас от верной гибелиХонгор.

Эльбек… Эльбек… Это имя звучало в ушах Лизы как ударыхлыста. Он снова настиг ее. Но на сей раз руки Эльбека оказались связаныболезнью. Весь улус ночью тихо снялся и ушел в кочевье, оставив Эльбека и Эрлев кибитке с черными тряпками сверху – знаком черной болезни, чумы. Эльбекумолял Лизу ходить за ним, а за это обещал ей в случае выздоровления отпуститьс миром и даже отвезти к своим. Лиза, дивясь самой себе, ходила за больным, иему даже стало лучше.

В ту ночь сон долго не шел к ней, и только тяжелые слезысморили ее.

Ей снился Алексей. Он шел куда-то по мощенной бревнамиИльинке, мимо Ямской слободы, а Лиза бежала за ним. Надо было что-то сказатьему, упредить от чего-то. И она спешила, задыхаясь от страха, что не догонитАлексея, а пуще оттого, что не помнит, о чем же надо ему сказать!

Она путалась в тяжелых юбках, с каждым шагом бежать было всетруднее. Ноги словно бы в песке вязли! Лиза с досадой поглядела вниз иужаснулась, увидев, что по щиколотку проваливается в бревна: они были насквозьпрогнившие, трухлявые, как могильный тлен!..

От страха силы ее удесятерились, и она все же догналаАлексея.

Запыхавшись, не в силах молвить ни слова, схватила его заплечо, заставила обернуться… и отпрянула с диким воплем: на нее смотрелопочерневшее лицо Эльбека.

Она вскинулась с пересохшим горлом, унимая бешеный стуксердца, и услышала, как мучительно стонет Эльбек. И что-то еще было… Что-тоеще. Неясное. Тревожное!

Эрле натянула одежду и сделала несколько шагов по кибитке,как вдруг ноздри ее затрепетали. Отчетливо пахло дымом, но это не был привычныйзапах перегоревшего кизяка. Дым был свежий, едкий, горячий, и в полумраке Эрлеразглядела густые серые струи, ползущие в кибитку. Одна стена как раз там, гдележал Эльбек, уже затлела!

Схватив донджик, Эрле вылетела из кибитки и плеснула воду нагорящий войлок. Огонь зашипел и погас, но маленькие язычки еще лизали крепкосбитую серую шерсть. Перевела дух и вскрикнула, замерла. Войлок снова занялся.

Эрле обернулась и увидела совсем рядом всадника. Оннеторопливо прилаживал к тетиве горящую стрелу, но при виде лица Эрле невольноопустил лук.

– Что ты наделал! – выкрикнула Эрле с ненавистью и тут жепоняла, что перед нею не калмык. Он был более круглолицый, желтокожий, смаленькими глазками-щелочками, с клочком черных волос на подбородке; одет врваный полушубок, облезлый малахай и грязные грубые сапоги. Самый последнийподпасок-байгуш не мог быть так неряшлив и ободран! Да и лук его выгляделнесколько иначе, нежели калмыцкие саадги. Может быть, перед нею один из техсамых ногайцев, о которых Эрле слышала только недоброе?

– Их-ха! – не то присвистнул, не то провыл он. – Русскаядевка!

Эрле не тотчас осознала, что он говорил по-русски, искажая,коверкая слова, но вполне понятно. Это ее чуть ли не позабавило: в сейбесконечной степи, кажется, почти все знают по-русски. Но тут за спинойзатрещал горящий войлок, и Эрле, отвернувшись, снова принялась сбивать огоньполушубком.

– Отойди, женщина! – крикнул ногаец. – Не то следующаястрела будет твоя!

Ярость захлестнула Эрле и понесла ее на своей кружащейголову волне.

– Ну так стреляй! Ты же явился сжечь кибитку, где поселиласьчерная смерть? Ну так жги!

– Тот человек, который лежит в кибитке, твой муж? – спокойноспросил ногаец. – Он дорог душе твоей? Почему ты так жаждешь умереть вместе сним?

– Я!.. – крикнула Эрле и осеклась. Иначе ей пришлось бысказать: «Я ненавижу его больше всех на свете!»

Ногаец ощерил мелкие гнилые зубы.

– Я тоже одолел черную смерть несколько лет назад. Если онатебя не тронула, значит, тебе суждена долгая жизнь! Когда я вчера увидел столбдыма, то сразу понял, что мне уготована хорошая добыча.

И не успела Эрле глазом моргнуть, как ногаец сорвал с поясааркан. Раздался тонкий свист, и петля захлестнула плечи Эрле, прижав ее руки кбокам так, что она и пальцем не могла шевельнуть. Ее сбило с ног, проволокло потраве, и она оказалась лежащей под копытами.

Соскочив с седла и обдав Эрле зловонием немытого тела,ногаец проворно обмотал ее веревкой, с усилием вскинул на седло и крепкоприторочил веревку. А потом вновь принялся расстреливать кибитку из лука,неторопливо насаживая на острия стрел кусочки зажженного трута, не обращая нималейшего внимания на перепляс лошади, рыдания беспомощной Эрле и дикие вопли,которые неслись из охваченной огнем кибитки.

В предсмертной ярости Эльбек кричал, и слова его пронзилиЭрле, словно стрелы, жгли ее, словно пламень:

– Будь проклята ты! Будь проклято твое сердце! Да не найтитебе счастья на пути твоем! Пусть сгорит твое сердце, как горю я!..

Она и не знала, что прозрение – это такая мука; что понятьне понятое прежде – это тоска и страдание… Ох, кажется, никогда в жизни еще нерыдала Лиза с таким отчаянием, как в тот миг, когда глядела на полыхавшийпосреди весенней степи огромный костер, в котором сгорал ее враг, ее злейшийвраг…

Человек, который ненавидел ее, потому что не умел любитьиначе, как с ненавистью.

Ой, полети, галко,

Ой, полети, чорна,

Тай на Сiч риби їсты.

Ой, принеси, галко,

Ой, принеси, чорна,

Вiд кошового вiстi…

– Тихо, сербиян! – шикнул Панько. – Накличешь, гляди, самчего не знай!