Экзорцисты - Джон Сирлз

Луиза подошла ближе, и плечики снова переместились, когда она наклонилась вниз.

– Но, если это так, кардинальное изменение показаний очень серьезно, ведь раньше ты была совершенно уверена.

– Из-за того, что вы все сделали так, словно не сомневались, что это именно он. Я настаивала, потому что на меня давили, чтобы я дала правильный ответ, такой ответ, который всех устроил бы.

– Ты утверждаешь, что мы давили на тебя?

Я трясущимися руками вытащила свой дневник, открыла его и прочитала:

– «Нам лишь нужно добиться того, чтобы присяжные убрали его надолго и чтобы твои родители могли мирно почить после твоих показаний». – Я перевернула несколько страниц. – «Твои показания являются ключевой составляющей нашего расследования. Они смогут свести воедино все остальные улики». – Я перевернула еще страницу. – «Внутри церкви остались отпечатки мистера Линча. Мы знаем об угрозах твоим отцу и матери. Все улики показывают: он виновен. Но ты нам необходима, чтобы довести дело до конца, восстановить справедливость и честь твоих родителей. Разве ты не хочешь того же самого?»

– Возможно, мы действительно говорили такие слова, – сказала Луиза. – Но никогда – ни единого раза — не предлагали тебе лгать.

– Я не лгала! – закричала я, мой голос дрогнул, и по щекам покатились слезы. – Я говорила то, что вы хотели услышать! Я хотела помочь моим родителям! Я давала правильные ответы, потому что боялась совершить ошибку!

– Ладно, – сказал Раммель, отодвигая стул и вставая. – Всем необходимо успокоиться и немного передохнуть.

Луиза подошла к двери, рывком распахнула ее и вышла. Когда ее каблуки застучали по коридору, Раммель на мгновение стал прежним, подошел к кулеру и наполнил стакан водой. После того как я вытерла глаза и сделала несколько глотков, он сказал, что даст мне пару минут, чтобы прийти в себя.

– Хочешь, чтобы сюда зашли твоя сестра и ее друг?

Ее друг. Дерека так назвали в первый раз, впрочем, в последнее время он проводил с Роуз столько времени, что это соответствовало действительности. Но теперь, когда отпала необходимость обсуждать мои ответы, я просто покачала головой. Раммель вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Я слышала, как он что-то сказал моей сестре, потом его шаги удалились в том же направлении, что и шаги Луизы.

Я осталась сидеть за столом одна и думала о постоянных сомнениях, с которыми жила с тех пор, как детектив Раммель первый раз принес фотографию Линча в полицию и спросил меня, его ли я видела. В какой степени попытки Раммеля и Луизы убедить меня, что я должна рассчитаться за моих родителей – в последний раз быть хорошей дочерью, именно это они имели в виду, хотя и не произносили таких слов вслух, – помогли мне почувствовать уверенность? И в какой степени это связано с нашим с Роуз обманом… обманом, в котором мы до сих пор не признались? Эта мысль заставила меня взглянуть на папки, оставленные Раммелем на столе. Я прислушалась к звуку шагов – не возвращается ли он? – наклонилась вперед и открыла одну из папок. Сверху лежала фотография пистолета, который я узнала: маленький черный, с тупым серебристым дулом. Я перевернула фотографию и продолжала изучать содержимое папки. Большинство деталей были мне известны, но среди других бумаг я обнаружила ответ на вопрос, который меня всегда занимал. Я снова и снова читала эту строчку, пока не услышала приближающиеся шаги Раммеля. Я быстро закрыла папку, но успела заметить слова, написанные на обложке крупным почерком:

Ховард Мейсон. Брат жертвы. Алиби в дни убийства отсутствует. Мотив?

– Где Луиза? – спросила я, когда вошел Раммель, через несколько секунд после того, как я оттолкнула от себя папку.

Он замер на месте, глядя на меня и на оставленные им папки.

– Госпожа Хок решила, что на сегодня с нее достаточно. На самом деле мы решили закончить работу.

Я потянулась к сумке отца и начала вставать, но детектив поднял руку и попросил меня секунду подождать. Я села, не спуская с него глаз. Судя по мрачному выражению лица и опущенным плечам, они с Луизой спорили из-за меня.

– Вот как теперь все будет, Сильви, – сказал он, сложив руки на груди. – Сегодня пятница. Немногим больше трех. Сейчас уже трудно что-то сделать. Но в понедельник, в девять утра, шестеренки начнут вращаться. Поэтому у тебя есть несколько дней. Иными словами…

– Шестьдесят шесть часов, – сказала я, глядя на его волосатое запястье.

Раммель опустил взгляд и посмотрел на часы.

– Так вот как это работает? – Он бросил на меня взгляд, смысл которого от меня ускользнул. – Ты быстро соображаешь, Сильви. И ты права: у тебя шестьдесят шесть часов, чтобы обдумать, что ты видела или не видела в церкви прошлой зимой. А утром ты придешь сюда и скажешь нам, отказываешься ты от своих прежних показаний или нет. Ты поняла?

– Поняла.

Раммель собрал со стола папки, а я сидела и смотрела на него.

– Что произойдет, если я откажусь?

– Игра изменится – вот что произойдет, Сильви. И очень существенно. Вероятно, Линча отпустят. И мы вернемся на стартовую клетку.

– Вы начнете искать других подозреваемых?

– Это моя работа.

– Кто? – спросила я, думая о фразе, написанной в одной из папок.

– Ну, если до этого дойдет, я рассчитываю на твою помощь и помощь твоей сестры. Нам следовало бы поговорить о других возможных подозреваемых до того, как мы полностью сосредоточились на Линче. Я совершил ошибку. Но если в понедельник ты изменишь показания, я бы хотел выслушать ваше мнение о том, кто еще мог желать вашим родителям зла. Те люди, о которых мы раньше не думали. Кроме того, нам снова придется поговорить, почему ваши родители в ту ночь оставили Роуз дома. Я знаю, вы обе сказали, что это обычное дело, но другие так не думают.

Мистер Глупышка – так звали любимого кролика Роуз, который когда-то жил в клетке возле колодца. Она попросила, чтобы его подарили ей несколько лет назад на Рождество, и дала ему такое имя из-за того, что у него между ушей были костяные наросты. Как ни странно, в этот момент я подумала именно о нем, нервно поводящем носом, и о том, как я прижималась щекой к его мягкому белому меху и слушала отчаянный стук тик-тик-тик его сердца. Именно так застучало мое сердце, когда Раммель заговорил о том, что мои родители в тот вечер оставили Роуз дома – эту деталь ранее подробно обсуждали, но потом приняли как факт. Теперь Раммель к ней вернулся, и мне придется повторить ту же самую историю, сохраняя максимальную осторожность, чтобы не выдать правду.

Я сделала вдох. Сглотнула. Во рту у меня ужасно пересохло, но в бумажном стаканчике, который принес Раммель, не осталось воды. Но, даже если бы она там была, я решила, что мне лучше промолчать, чтобы он не уловил каких-то сигналов – дрожания голоса, подобного кругам, бегущим по воде, – что стало бы почвой для новых подозрений. Поэтому я больше ничего не стала говорить, встала, взяла сумку отца и убрала в нее дневни-к.