Доверяя до самого горизонта - Наталия Романова

– До встречи на гонках, – на прощание сказал Кир Майе после того, как обсудил несколько организационных моментов с её отцом.

– До встречи, – ответила Майя, голосок стал более высоким, звенящим, готовым стрелой нестись ввысь, прорезая тёмное, ночное небо.

– До встречи, – эхом отозвалась я.

– Фая тоже поедет? – спросила Майя, нахмурив хорошенькое, как у куклы, личико.

– Конечно, – Кир кивнул, поцеловал меня в щёку, подмигнул Майе, попрощался с её отцом и отправился вниз по улице, положив руку мне на поясницу.

– Кир, – остановилась я как вкопанная через несколько метров. – Кирилл, так нельзя! – Я надеялась, что говорю достаточно тихо. Майя с отцом отошли совсем недалеко, но молчать дальше я попросту не могла.

– Что? – Кир уставился на меня с недоумением Навахи на лице.

– Ты не видишь? Неужели не замечаешь?

– Чего я не вижу?

– Майя влюблена в тебя. Показывая интерес ко мне, к любой другой девушке, ты делаешь ей больно.

Слова «любой другой девушке» почти застряли в горле. На самом деле при нечаянной мысли о другой девушке для Сафронова Кирилла я почти ощутила начало астматического приступа. Стоило огромного труда собраться, вытолкнуть из лёгких воздух вместе с этими словами. Но промолчать я не могла. Я уеду, на моё место может прийти другая, скорей всего, так и произойдёт. Солнечная улыбка попросту не заслуживает того, чтобы оставаться одинокой. Её необходимо зацеловывать бесконечно. Майя останется рядом, будет наблюдать, а на её долю хватило страданий.

– Ерунда какая, – Кир уставился на меня, постепенно глаза его округлялись, а на лице отчётливо проступал испуг. – Майя нуждается в общении, в друзьях-ровесниках, в возврате к нормальной жизни. Начала ходить к учителям, в библиотеку, на конезавод, ко мне, когда приезжают ребята. Здесь не так много развлечений для подростков. Уговорила родителей поехать на гонки. Клянусь, я не давал никакого повода, никогда в жизни не смотрел на … Боже! Она маленькая девочка, Фая!

– Кирилл, ей пятнадцать лет, не такая и маленькая для романтичной влюблённости. Когда, по-твоему, девочки влюбляются в киногероев, героев книг и комиксов, рыцарей, принцев и даже драконов, если те достаточно благородны и обходительны?

– Я не дракон, не принц и не рыцарь.

– Для неё ты рыцарь! Самый настоящий. Ты спас её, общаешься с ней, заботишься. Любая влюбиться, а в пятнадцать лет тем более.

– Э-э-э-э… – Кир сделал шаг назад, в первобытном ужасе смотря на меня.

– Платонически, Кирилл, платонически! Всё равно никому не хочется видеть, как её рыцарь целует другую.

– А мне что делать? – впервые за три недели я видела Кирилла настолько растерянным.

Дать точный ответ Кириллу Сафронову я не могла, знала лишь, что девичьи влюблённости проходят быстро. Лучше, если они не оставляют шрамов на сердце. Храбрая, маленькая хакасская девочка перенесла много боли, отчаяния и страха, на самом деле – никто из нас, окружающих её взрослых людей, не мог представить себе и сотой части ужаса, обрушившегося на неё. И она сумела сохранить улыбку, способность сопереживать и даже влюбляться.

Вдруг Ёжкины умеют жить вечно?

Вечером никого не было, Кир закрыл дверь на замок, выставил Наваху и Антипа за дверь, что было удивительно, и целовал меня настолько долго, что заболели губы.

На руках отнёс меня в спальню, уложил на кровать, устроился рядом, так, что я не ощущала давления, стеснения, получая полную свободу действий и возможность прекратить в любой момент. Понимание, что Кир контролирует каждое своё движение, а не моё, делало меня почти открытой. А всё, что он творил – бесконечно счастливой.

Какими неимоверными усилиями Кирилл добивался баланса между собственной инициативой и моим подспудным, кажется, бесконечным страхом, я не понимала.

Знала лишь, что не хочу прекращать никогда в жизни. И не захочу.

Утром я тепло простилась с тётей Юлей, обещая прислать ей весточку по возвращению в Москву. С Егором Василенко и хмурым Богданом. Последний выглядел неважно – круги под глазами, угрюмый, тяжёлый взгляд, выбивающая почву из-под ног безэмоциональность, но всё же я улыбнулась ему и пожелала всего наилучшего его предприятию. Работа, кони – единственное, чем он жил.

С Олькой и дядей Андреем долго расшаркиваться смысла не было, через несколько дней мы должны встретиться на гонках. Кирилл поехал меня провожать, несмотря на то, что ему необходимо было готовиться в дорогу, заниматься хвостатыми питомцами, домом, всем, чем обычно живёт владелец питомника северных ездовых собак.

Всю дорогу мы молчали, не потому, что говорить не о чем, а потому, что сил на произношение звуков не оставалось. Будто все жизненные ресурсы и слова истратились прошедшей ночью.

Нет, Кирилл Сафронов не просил у меня руку и сердце, не признавался в любви, не произносил громких слов, облачённых в красивые словосочетания.

Он всего лишь сказал – ему жаль, что три недели закончились так скоро, он бы хотел, чтобы моя командировка не заканчивалась как можно дольше, лучше никогда. Признался, что не чувствовал ничего подобного раньше, и это невероятное чувство хочется продлить…

Кир, как сибирский хаски на стремительном спринте, чувствует себя обманутым, он хочет марафона со мной. Бесконечно долгого, до самого горизонта.

– Подумай, – сказал Кир перед посадкой. – Подумай и скажи ответ на финише.

– Это сложно, Кирилл, – отвела я взгляд.

– Это вопрос доверия.

– До самого горизонта?

– Дальше, – спокойно, с чертовски привлекательной, солнечной улыбкой ответил он.

Я не выдержала, прижалась губами к этой улыбке, в надежде захватить кусочек с собой, просто про запас, и вдруг поверила, что до горизонта можно добраться, а с лучшим каюром русского севера – перешагнуть его.

– Я отвечу на финише, – шепнула я.

– Я буду первым.

До места проведения гонок я добралась без приключений. За время, пока я выбиралась из зоны получения багажа, Агриппина позвонила несколько раз, когда же дружелюбный сопровождающий встретил меня – позвонила и ему, заставив поклясться святыми Дольче и Габбана, что доставит Люблянскую Фаину Сергеевну в целости, сохранности и прекрасном расположении духа.

Естественно, я добралась до места будущих событий значительно раньше Кирилла с командой и других участников гонки. В уютном номере с комфортной кроватью, рабочим столом и вместительным шкафом, я неспешно перебирала накопленные за три недели материалы, понимая, что можно написать целую книгу о жизни питомника северных ездовых собак «Звезда Хакасии».

С монитора на меня смотрела Сали – сдержанная и деликатная собака, а ещё мудрая, своей особенной, собачьей мудростью. Красавчик Антип, пользующийся неизменной любовью слабого пола себе во благо. Илка и Мара – всегда вместе, бок о бок, похожие и разные одновременно. Наваха – жизнерадостный оптимист, будущий вожак. Чаплин, уверенно идущий на поправку. Пёсик уже бегал по двору и задирал других собак, нарываясь на неприятности. Пушистые облака самоедских собак – инициативная, деятельная компания, всегда готовая рвануть до горизонта, не теряющая надежду прорыть туннель за пределы питомника-крепости. Аляскинские маламуты, невозмутимо поглядывающие на соседей по вольерам, теряющие показную степенность при виде хозяина. Требующие чесать, любить и на ручки.