Жестокое и странное - Патрисия Корнуэлл

– Привет, – сказала я, глядя на нее сквозь лепестки розовой пойнсеттии, которую держала в руках.

Она нервно заперла дверь и провела меня в гостиную. Отодвинув книги и журналы, она поставила пойнсеттию на кофейный столик.

– Как вы себя чувствуете? – спросила я.

– Лучше. Хотите что-нибудь выпить? Позвольте я возьму вашу куртку.

– Спасибо. Пить я ничего не буду. Я всего лишь на минуту. – Я протянула ей сверток. – Это я купила в Сан-Франциско прошлым летом. – Я села на диван.

– Да? Вот уж действительно заблаговременно. – Она избегала смотреть мне в глаза, устроившись в кресле. – Хотите, чтобы я сейчас открыла?

– На свое усмотрение.

Ногтем большого пальца она аккуратно отлепила клейкую ленту и стала разворачивать. Разгладив оберточную бумагу, она бережно сложила ее так, словно собиралась потом еще использовать, затем положила ее себе на колени и открыла черную коробочку.

– Ой! – еле слышно вырвалось у нее, когда она развернула красный шелковый шарфик.

– Я решила, что он будет хорошо сочетаться с вашим черным пиджаком, – сказала я. – Не знаю, как вы, а я не люблю, когда шерсть соприкасается с кожей.

– Как красиво. Как вы внимательны, доктор Скарпетта. Мне еще никто никогда не привозил ничего из Сан-Франциско.

От выражения ее лица у меня сжалось сердце, и тут мой взгляд упал на окружавшую обстановку. На Сьюзан был желтый махровый халат с обтрепанными манжетами и черные носки, принадлежавшие, судя по всему, ее мужу. Дешевая мебель выглядела довольно потертой, с лоснящейся обивкой. Возле маленького телевизора стояла скупо украшенная искусственная елка, у которой определенно не хватало нескольких веток. Под ней лежало несколько подарков. Возле стены стояла сложенная детская кроватка, явно подержанная.

Сьюзан поймала мой взгляд, и ей стало не по себе.

– У вас такой порядок, – сказала я.

– Вы же знаете, насколько я навязчиво-обязательная.

– Да уж. Если вообще можно сказать о морге, что он выглядит замечательно, то это – про наш.

Она аккуратно сложила шарфик и положила его назад в коробку. Поплотнее запахнув халат, она молча смотрела на пойнсеттию.

– Сьюзан, – мягко начала я, – вы не хотите рассказать о том, что происходит? Она не подняла на меня глаз.

– В то утро вы вели себя довольно странно. На вас не похоже не ходить на работу, а потом вообще оставить ее, даже не позвонив мне.

Она глубоко вздохнула.

– Простите меня. В последние дни у меня что-то все из рук вон плохо. Все как-то очень действует на меня. Как тогда, когда я вспомнила про Джуди.

– Я понимаю, что вы, должно быть, тяжело переживали смерть своей сестры.

– Мы были близнецами. Не на одно лицо. Джуди была гораздо симпатичнее меня. Отчасти из-за этого все и вышло. Дорин ревновала ее.

– Дорин – это та самая «ведьма»?

– Да. Простите. Я не хочу больше иметь дело ни с чем подобным. Тем более сейчас.

– Возможно, вам полегчает от того, что я скажу, что звонила в церковь неподалеку от дома Дженнифер Дейтон, и мне рассказали о том, что храм освещается натриевыми лампами, которые в последние несколько месяцев стали барахлить. Очевидно, никто и не знал, что освещение не починили должным образом. Кажется, это объясняет, почему свет то гас, то загорался.

– В детстве в церкви среди верующих были пятидесятники, которые верили в то, что можно вызывать демонов. Я помню одного человека, – говорила Сьюзан, – который рассказывал о своей встрече, с демонами, о том, как он лежал ночью в постели и слышал, как в темноте кто-то дышал, как книги слетали с полок и бились о стены комнаты. Я была до смерти напугана подобными историями. Я даже не могла смотреть вышедший тогда фильм «Изгоняющий дьявола».

– Сьюзан, на работе мы должны быть собранными и трезвомыслящими. Нельзя давать волю своим прошлым фантазиям, фобиям и тому подобному.

– Вы не были дочерью священника.

– Я росла католичкой, – сказала я.

– Это совсем другое, чем быть дочерью священника-фундаменталиста, – пылко возразила она, стараясь сдержать слезы.

Я не спорила с ней.

– Временами я думаю, что все это позади, а потом оно вдруг наваливается на меня и душит, – продолжала она, подавляя эмоции. – Словно кто-то изнутри издевается надо мной.

– Как же он это делает?

– Что-то ломается, уничтожается.

Я ждала, что она как-то объяснит то, что сказала, но она не стала. Она с тоской уставилась на свои руки.

– Мне слишком тяжело, – пробормотала она.

– Что тяжело, Сьюзан?

– Работать.

– Сейчас что-то как-то изменилось? – спросила я, думая, что она сейчас начнет говорить о том, что в ожидании рождения ребенка все меняется.

– Джейсон считает, что мне это вредно. Он всегда так думал.

– Понимаю.

– Когда я прихожу домой и рассказываю, как прошел мой день, ему становится не по себе. Он говорит: «Неужели ты не понимаешь, как это ужасно? Разве это приносит тебе какую-нибудь пользу?» Он прав. У меня больше нет сил встряхиваться от этого. Я устала от разложившихся тел, людей, над которыми надругались, которых били, терзали, в которых стреляли. Я больше не вынесу мертвых детей и людей, умерших в своих машинах. С меня хватит жестокости. – Она взглянула на меня, ее нижняя губа дрожала. – С меня хватит смерти.

Я подумала о том, как трудно будет заменить ее. С приходом нового человека начнется длительный период обучения. Но самым неприятным моментом были собеседования с претендентами и отсев извращенцев. Далеко не всякий, изъявляющий желание работать в морге оказывается во всех отношениях нормальным. Сьюзан мне нравилась, и мне было горько и тревожно. Она не была со мной откровенна.

– Больше вы ни о чем не хотите мне рассказать? – спросила я, не сводя с нее глаз.

В ее мимолетном взгляде на меня мелькнул страх.

– Больше ни о чем.

Я услышала, как хлопнула дверца машины.

– Джейсон вернулся, – едва слышно произнесла она.

Наш разговор был окончен, и, поднимаясь, я тихо сказала ей:

– Пожалуйста, обращайтесь ко мне, если что-то понадобится, Сьюзан. Что-то узнать или просто поговорить. Вы знаете, где я.

С ее мужем я поговорила лишь коротко, уже уходя. Это был высокий стройный шатен с вьющимися волосами и широко расставленными глазами. Хотя он казался вежливым, я чувствовала, что его не особенно обрадовало мое присутствие в его доме. Переезжая через реку, я вдруг содрогнулась от мысли о том, какое впечатление я, должно быть, произвела на эту молодую, только начинавшую свою нелегкую совместную жизнь супружескую пару. Босс, одетый в фирменный костюм, приехал на своем «мерседесе», чтобы вручить символический рождественский подарок. Неожиданная измена Сьюзан глубоко задела меня за живое. Я потеряла уверенность в оценке своих взаимоотношений с людьми, того, как они меня воспринимали. Мне стало страшно, что я не выдержала какого-то испытания после смерти Марка, будто в моей реакции на эту потерю был ответ на один из вопросов тех, кто меня окружал. Словно я должна была относиться к смерти проще, чем кто-то другой. Ведь я – доктор Кей Скарпетта, эксперт. Но вместо этого я будто ретировалась, и я знала, что все почувствовали некоторое охлаждение в отношениях, какой бы дружелюбной и заботливой я ни старалась казаться. Мои сотрудники потеряли веру в меня.