Интернет-журнал "Домашняя лаборатория", 2007 №12 - Журнал «Домашняя лаборатория»

одной из функций системы секретности в СССР была замена названий. Конфуций назвал бы это обновлением имен. Например, на Колыме не говорили «золото». Говорили — «первый металл». Отчасти эту игру подхватил народ, ибо она давала очень важное для душевного равновесия ощущение сопричастности.

До нашего времени эта психопатия докатилась в следующих двух видах. Во-первых, читая вполне нормальные книги по химии, внезапно обнаруживаешь (аллюзия на Маяковского) фразы типа «клей такой-то состоит из продукта 123А, растворенного в веществе 456 Б» или что-то в этом роде. Во-вторых — и ради этого все сие рассказано — когда-то мы вели работы с иридием (изучали сплавы 1 г-РЗМ), так вместо «иридий» народ говорил «железо». Само по себе ведь ничего секретного, это не золото и не уран. Сталин был велик еще и этим — создал ощущение сопричастности. Контаминация замаранности и гордости.

Однажды на территории ВЭИ построили новый корпус. Скоро сказка сказывается, не скоро корпус строится. Точно определить момент окончания строительства корпуса невозможно. Потому что, когда он был уже построен, готов, сдан, и когда в нем уже работали, оставались дыры в крыше. Летом они особых — по советским меркам — проблем не создавали, но ближе к зиме… Тогда начальство объявляло «Учения ГО» (ну, гражданской обороны) и нас кидали на восстановительные работы после атомного взрыва. Понятно, как делаются «восстановительные работы», когда за спиной молча стоит начальство? Наверное, так же, как если за спиной молча стоит атомный «гриб». Но следующим летом дыры в крыше проблем не создавали, а следующей осенью — следующие учения.

Когда я пришел в 1971 году, уже был вырублен яблоневый сад, в котором загорали и ели яблоки ВЭИвские старики, когда были молодые (аллюзия с песней Никитиных), и вырыт котлован. А где-то в середине 80-х корпус был «как-бы» (здесь отсылка к молодежному сленгу начала этого века) достроен. И в этом корпусе, когда он был достроен, внезапно получила помещения наша лаборатория. Позже выяснилось, что на плане территории уже были нарисованы бетонные основания для столбов, несущих забор, отгораживающий этот корпус от остальных. Отдел полупроводников, получавший этот корпус, хотел отделиться и превратиться в новый институт. Но наш директор просек, устроил скандал и воспрепятствовал. На углу нового корпуса срочно на фоне неба установили несколькометровые буквы «ВЭИ», а один этаж выделили другим подразделениям института. Достался кусок и нам.

Паны дерутся — у холопов что-то появляется — сказала бы Сэй-Сенагон. Если бы знала фольклор будущего.

Часть V

Иностранцы, лизание корана, что такое «стимулус»

Отдельную и славную страницу в истории ВЭИ составляют контакты с иностранцами. Являлись они — по моему скромному мнению — отражением ситуации в стране, чем и были интересны. Ну, во-первых, была целая когорта, которая на этом паразитировала. Со специальным помещением, с оборудованием, с кофе и т. п. Во-вторых, система пущания — непущания: когда приходили приглашения на международные конференции, то каталось Руководство. Поездка-то требует денежек, и не малых, так зачем их выделять на подчиненных? Когда к нам стали ездить иностранцы, то в столовой всякий раз отгораживали чистый угол, иногда даже салфетки клали (был случай, когда положили крафт-бумагу) и гостей кормили. Не полными тарелками икры, конечно, но различия с нашей едой были видны простым взглядом. Принимались меры по недопущению контактов. Когда как-то сотрудник В.Ч. попробовал вступить в контакт с южнокорейцами, был большой скандал и в итоге его (не южнокорейца, а В.Ч.) лишили «допуска». Целая серия историй была связана с проведением в 1977 году у нас Всемирного электротехнического конгресса — ВЭЛК-77.

ВЭЛК-77 надолго остался в нашей памяти. Во-первых, потому, что в первый день никого на заседания не пускали. Стояли у дверей «директорского этажа» (куда выходит конференцзал) здоровенные мордовороты. Во второй день, когда выяснилось, что зал пустоват-с, нас стали загонять чуть не силком на «этот собачий ВЭЛК», как бурчали мэнээсы и сэнээсы. Дело в том, что более интересные для нас доклады были в первый день.

На выходящих во двор окнах корпуса, где проходил оный ВЭЛК, повесили белые занавесочки, дабы иностранцы не увидели наш загаженный двор. Или по соображениям секретности? Как правильно говорить — секретная куча дерьма или куча секретного дерьма? На дверях туалета прикрепили красивые граненые стеклянные ручки, которые, впрочем, сперли через день после окончания, и вообще, к приезду иностранцев заново обустроили — хоть не Россию, но — туалеты на директорском этаже. Кафель, зеркала, писсуары. До бидэ дело не дошло, а может, устроители не отдифференцировали их в каталоге импортного туалетного оборудования от унитазов, и не заказали. К туалету оказался причастен и я, вместе с м.н.с. Е.П. и завгруппой Ю.Г. мы в вечер перед открытием ВЭЛКа отдирали новые унитазы от цемента, которым их уляпали ставившие их в срочном порядке работяги. К этому можно добавить, что я вообще внес большой вклад в строительство родного ВЭИ — например, я подносил раствор плиточнику, клавшему плитку в одном из помещений столовой нового корпуса. А именно, в рыборазделочной, что, учитывая мои вкусы, очень правильно.

Да и Сэй-Сенагон согласилась бы, что плитка в рыборазделочной — это важно.

Алкогольные традиции являются частью традиций трудовых, а те — частью традиций вообще. Например, к традициям вообще, но не к трудовым, относятся так называемые «календарные обряды». Например, «весеннее наступление», которое сразу вспомнили бы Сэй-Сенагон и все многолетние читатели советских газет. К традициям трудовым, но не алкогольным относятся традиции чайные, похоронные, поездки в колхозы, слушания политинформации и др. Собственно, вся наша жизнь регулируется традицией (как видно, в частности, из этого текста). Так вот, алкогольная традиция повелевала пить в пятницу после обеда. Когда я был молодой, я этого не знал и как-то собрался, уж не помню, по какому делу, сбегать на завод. Мне мягко посоветовали не ходить в пятницу после обеда на завод, но я не послушался.

Наш завод, на нашей же территории, и среди прочих вещей там делали приборы, которые мы разрабатывали. Один из этих приборов (мощная электронная лампа) имел рост с меня, и там были некие элементы в виде длинных, больше метра, тонких (диаметром 12 мм) трубок (катоды), которые должны были быть установлены с точностью в десятки микрон. Добежал я до завода, иду по участку и вижу мастеров в белых халатах, сгрудившихся вокруг прибора и явно занимающихся юстировкой. Я на цыпочках иду мимо, и тут один из них, начальник участка, поворачивается ко мне (он уже знал меня в лицо), протягивает штангенциркуль и с большим трудом произносит: «Посмотри, что он