Дневник гауптмана люфтваффе - Гельмут Липферт

Я должен признаться, что эта новость сняла камень с моей души. Естественно, я бы вылетал против стратегических бомбардировщиков и «Мустангов» и, наверное, смог бы сбить некоторых из них. Но результат был предсказуем. Любой летавший в составе ПВО рейха рано или поздно «сгорал». То же самое могло случиться и в ходе боев с русскими, но здесь были намного более высокие шансы снова вернуться домой целым. Лейтенант Вальдман, который позднее был переведен в JG3[100], а потом — в JG7, действительно погиб в марте 1945 г. в Голландии в результате столкновения с другим Ме-262[101]. Число его побед достигло 134. Две оставшихся эскадрильи нашей группы 27 мая были переброшены на аэродром Хуши, около реки Прут. Оттуда мы возобновили боевые вылеты. В Хуши также базировались «Штуки» майора Руделя[102]. Нам, летчикам-истребителям, было поручено обеспечить их сопровождение, когда они летали на Яссы. Начиная с 31 мая 1944 г. я в ходе таких вылетов сбил в общей сложности девять вражеских самолетов. Скоро мы узнали, что русские в этой зоне боевых действий могли летать, так же как и мы. Ведомый и я медленно приближались к линии фронта на высоте 2500 метров, осматриваясь по сторонам, потому что поступили сообщения о множестве Ил-2. Затем мы увидели их, приблизительно в 1000 метрах ниже. Из предосторожности я перед атакой еще раз огляделся вокруг и заметил две вражеские машины с красными носами, приближавшиеся к нам со стороны солнца. Быстро проинструктировав своего ведомого, чтобы он держался ближе, сам выжидал и действовал так, как будто не вижу нападавших. Когда русские вышли на дистанцию огня, мы резко бросили наши машины в крутой вираж. Две «Аэрокобры» пронеслись мимо, поскольку из-за своей большой скорости не могли последовать за нами. Однако они не отказались от продолжения. Эти два истребителя ушли вверх и снова спикировали на нас. Они беспрерывно атаковали, вынуждая нас постоянно снижаться. Вместо двух вражеских самолетов теперь уже было четыре. Мы выдерживали одну атаку за другой и не имели никакой возможности стрелять сами. В ведомого даже несколько раз попали. Тогда я резко передвинул рычаг дросселя вперед, перевернул самолет, до отказа потянул ручку управления на себя и с 1000 метров по спирали ушел почти до уровня земли. Выровнявшись, я над самой землей помчался на юго-запад. Я увидел в позиции на 7 часов[103] самолет и с облегчением понял, что это «сто девятый» моего ведомого. Он твердо держался позади меня и даже следовал за мной в снижении по спирали. Я не собирался позволить русским поймать нас так легко второй раз, и потому мы быстро поднялись на 4500 метров. Но даже на этой высоте несколько «Аэрокобр» набросились на нас сверху и задали такую трепку, что я пришел в себя лишь по пути домой. В ходе третьего вылета мы поднялись на 6000 метров; я никогда прежде не сталкивался с русскими самолетами на такой большой высоте. Но и в этот раз мы даже не смогли достичь линии фронта. Все, что я успел увидеть, — это были «Аэрокобры» выше нас. Они еще раз вынудили нас бежать. Теперь с меня действительно было достаточно, и после крутой полупетли я с ведомым отправился домой на максимальной скорости. До этого дня не было случая, чтобы русские даже не позволили мне занять позицию для атаки.

В свой следующий вылет я столкнулся с «истребительной школой», о которой уже докладывал Хейнц Захсенберг. Я достиг линии фронта на высоте 5000 метров и приблизительно в 20 километрах в глубине русской территории увидел добрую дюжину самолетов, великолепно выстроенную по горизонтали и вертикали и тоже летевшую к фронту. Возможно, они были на 1500 метров ниже. Сначала я проигнорировал их. Позволив им мирно пролететь внизу мимо меня, я вместе с ведомым занял позицию со стороны солнца и последовал за ними в направлении фронта.

«Позволь им лететь, — думал я, — пока они держат курс на запад, это работает в нашу пользу. Вражеские самолеты должны скоро повернуть домой». И они сделали это. Мы спикировали на них в тот момент, когда русские сосредоточились на развороте с сохранением возможно лучшего порядка и на том, чтобы не столкнуться друг с другом. Я оставил две замыкающие машины Брандекеру, своему ведомому. Сам же направился к третьему русскому, летевшему на той же самой высоте, что и последние вражеские самолеты, и слева снизу обстрелял его плоскости и фюзеляж. Самолет тотчас задымился и круто пошел вниз.

Набирая высоту, я следил за ним. К моему разочарованию, на высоте около 1000 метров русский самолет выровнялся и попытался уйти на восток. Я не думал, что это возможно, потому что добился достаточного числа попаданий с близкого расстояния. Решив закончить начатое, я спикировал на него. Пилот не заметил моего приближения, и через несколько секунд все было кончено. Несколько очередей — и самолет взорвался и упал на землю. После своей победы я хотел вернуться к «ученикам», но они спаслись бегством. Вместо этого я столкнулся с одиночным Як-7. Его пилот был настолько безрассудно смел, что зашел к нам в лоб и открыл огонь. Я видел его приближение. Моя машина набрала скорость и прежде, чем русский закончил разворот, была уже над ним. Я открыл огонь и попал в него несколько раз, но этого оказалось недостаточно, чтобы сбить его.

Як немедленно выровнялся и попытался уйти в пикирование. Это была большая ошибка. После нескольких очередей он пошел вниз и упал на землю в 8.05, ровно через три минуты после своего предшественника. В тот же день я сделал второй «дубль». Снова моим ведомым был унтер-офицер Брандекер. На сей раз он, участвуя в бою, сбил Пе-2. Вскоре после 11.00 мы взлетели из Хуши и поднялись на 3000 метров. Я случайно заметил внизу большое количество разрывов зенитных снарядов, говорящих о том, что идет стрельба по русским самолетам.

Мы выполнили разворот и спикировали к разрывам зенитных снарядов. Тогда я увидел, чем был вызван весь этот переполох. На очень малой высоте летели 12 больших самолетов, настолько больших, что их нельзя было не заметить а над ними патрулировали истребители эскорта. Я спикировал, и один из русских оказался прямо передо мной. Открыв огонь, я сразу же отстрелил ему половину правого крыла. Он начал падать, немного вращаясь, и врезался в землю.

После этого Брандекер и я выровнялись и приблизились к вражеской группе снизу. Я снова попал во вражеский самолет, который пошел вниз, оставляя позади шлейф бело-серого дыма. Мы снова атаковали. Русские рассеялись, пытаясь уйти поодиночке. Но мы проигнорировали истребители и снизились в направлении бомбардировщиков. Они начали стрелять в нас, и вокруг замелькало множество трассеров. «Берите замыкающий бомбардировщик, — приказал я Брандекеру. — И не стреляйте, пока я не скажу!» Наши преследователи, русские истребители, были все еще далеки от того, чтобы занять хорошую позицию для стрельбы. Вечеринка начиналась. «Сейчас, Брандекер!» Я бросил быстрый взгляд в сторону и увидел вспышки огня из стволов «Мессершмита», летевшего слева от меня. Настало время стрелять самому. Я тщательно прицелился, в то время как бомбардировщик передо мной становился все больше. Мне хотелось попасть в правый двигатель. Это было не слишком трудно, поскольку вражеская машина летела прямо и горизонтально. И очень скоро двигатель русского самолета полыхнул огнем. Я скользил на крыло сквозь огонь заднего бортстрелка, чтобы поразить левый двигатель, но машина передо мной внезапно пришла в себя. Она скакала, раскачивалась и танцевала настолько яростно, что мне было трудно прицелиться должным образом. Я с беспокойством заметил, что истребители позади нас стали стремительно приближаться, и если не покончить с бомбардировщиком в следующие несколько секунд, то настанет моя очередь. Я опустился ниже бомбардировщика, надеясь, что это успокоит его. И действительно, русский отреагировал, как я и наделся. Он отстал от своих компаньонов и теперь пытался быстро присоединиться к ним. Однако это стало гибельным для него. Я пошел вверх и поразил его всем, что мое оружие могло выпустить за полсекунды.