Бел-горюч камень - Ариадна Борисова

– Вот пропажа твоя, красавица. На базаре валялся в пыли. Топтали его, а я подобрала. Что ж ты не дорожишь своими вещами, бросаешь везде? Теперь карауль, – и весело рассмеялась, – не то украдут важный твой чемоданчик!

– Не чемоданчик, портфель для школы, – поправила Изочка.

Девушка громко захохотала, захлопала себя по стянутому шалью поясу:

– Ай, глупая ты! Ворам-то без разницы!

Изочка не успела обидеться, тотчас забыла о портфеле и совете караулить его, обо всем забыла: сверкая белозубой улыбкой, по берегу мчался солнечный мальчик!

– Я искал тебя вчера! – закричал он так, будто они сто лет знали друг друга. – Выбрался из толпы, а вас нету!

– Я за портфелем пришла, – робко сказала Изочка.

– Э-э, так вы, оказывается, знакомы? – сощурила цыганка глаза-угли.

– Аи[54], – мальчик нетерпеливо дернул Изочку за руку, – пошли со мной!

Рубаха его была испещрена следами краски и цемента.

– Куда?

– Играть!

– А медведь?

– Подождет, – мальчик оглянулся, – ты ведь подождешь нас, Баро?

Зверь потряс косматой башкой.

– Недолго играйте, – предупредила цыганка, переводя с мальчика на девочку пристальный золотисто-черный взгляд.

Странно смотрели, провожая их задумчивыми глазами, и другие.

Мальчик с Изочкой покачались на гнущихся досках тротуара и побежали мимо макаронного цеха к кондитерной фабрике. От угла, где стояла фабрика, из ее низких, распахнутых во всю ширь окон в обе стороны изливалось неописуемое словами, мятное и розовое карамельное благоухание. Под окном шныряли какие-то подростки, и мальчик придержал Изочку:

– Подождем, уйдут скоро.

Ждали недолго, подростки и впрямь ушли.

– А мы туда зачем? – не поспевая за мальчиком, спросила она.

– Сейчас поймешь!

Взявшись за руки, они встали напротив створки крайнего окна, затянутого тонкой черной сеткой. Она свободно просматривалась насквозь. Внутри к оконной стене прилегал обитый блестящим железом стол. На нем лежали прозрачно-зеленые кучки леденцов и окутанный сладким паром ком желтоватого теста в шоколадных разводах. Две женщины в белых колпаках и халатах, молодая и постарше, несуетливо двигались с какой-то посудой между столом и массивной печью. Старшая увидела детей и остановилась:

– Дуняш, смотри, опять тот красавчик!

– Рыжий-то? – откликнулась напарница.

– Да не один, с «девушкой»!

Женщины отодвинули сетку и высунулись в окно, беззастенчиво разглядывая Изочку с мальчиком. Молодая восхищенно щелкнула языком:

– Ишь, какую кралю себе урвал! Вы, детки, цыгане, что ль?

Мальчик серьезно кивнул.

– В жизни не видела среди цыган таких синеглазых, – заметила старшая.

– И рыжих тоже, – засмеялась вторая, загребла рукой со стола пригоршню леденцов и протянула гостю: – На, Огонек, возьми!

– Не-е, – мотнул он головой. – Мне б как вчера.

– От теста отсеки, – поняла старшая.

Молодая Дуняша подала мальчику кусок карамельной массы в пропитанной жиром бумаге.

Мальчик перекидывал горячую лепешку с руки на руку. Шурша бумагой, она смачно шлепалась о ладони и на всю улицу пахла сладкой радостью. Он загибал бумагу, дул на лепешку и давал откусить Изочке, потом откусывал сам. Они шли, по очереди кусая обжигающее тесто в шоколадных разводах. Вязкая карамель жарко облепляла зубы приторной, чуть подкисленной смолкой, и не было на свете ничего вкуснее и слаще.

– Мы попрошайничали?

– Кто тебе сказал? Мы просто понравились конфетницам.

– А теперь куда идем?

– Во-он, – мальчик показал на строящееся неподалеку здание. – Там второй этаж добавляют для конторы. В ней будут сидеть начальники, которые выписывают рабочим зарплату.

На площадке перед зданием кипела работа. Дяденьки в свернутых из газет треуголках крутили палками глинистую смесь в круглых чанах и с грохотом подтягивали к крыше на веревках по дощатой дорожке с перильцами тяжелые ящики с кирпичами. Как докеры на пристани, строители кричали: «Майна – вира! Вира – майна!»

– Не погонят нас отсюда? – струхнула Изочка.

– Они меня знают, – гордо выпрямился мальчик. – Я помогаю им и даже обедаю с ними!

– Подружку привел? – приветливо махнул рукой один из дяденек в выцветшей голубой майке. Второй, толкая полную кирпичей тележку, улыбнулся:

– Под стать себе выбрал, постреленок!

Возле крыльца стояли две громадные цистерны с водой. Мальчик забрался на одну – вода в ней оказалась чистая. Спросил у строителя с тележкой:

– Можно?

– Можно, – разрешил тот. – Утром привезли. Мы из другой воду берем.

– Река студеная, а в бочке хорошо, я часто здесь купаюсь, – объяснил Изочке мальчик. – Солнца сегодня много, вода теплая!

– Я не умею плавать…

– Не утонешь! Лестница есть, и я держать тебя буду.

Изочка подумала, что Мария не позволила бы ей купаться ни в реке, ни в цистерне. После того как Изочка нашла возле совхозного огорода гномика Аборта Подпольного, мама запретила бегать на протоку. Но если ничего не рассказывать о сегодняшнем дне, это же не вранье?.. Это просто молчание.

Мальчик мгновенно стянул рубашку, штаны и прыгнул в воду.

– Йав кэ мэ![55]– позвало эхо изнутри его голосом.

По разгоряченному телу хлестнул холод. Не студено, но вовсе не тепло… А руки мальчика и в воде были теплыми. Он едва успел поймать Изочку, когда она бултыхнулась без предупреждения, подняв тучу брызг, и упрекнул:

– Зачем сразу сиганула? Ушибиться могла. По лестнице надо было спуститься.

Пахло ржавчиной, тиной и дождем. Голоса и звуки отскакивали от замшелых стен и упруго раскатывались в ливневой свежести воздуха. Взволнованная отчетливость дыхания, стук капель, выгнутые стены в бородавчатых наростах то ли цемента, то ли какого-то металлического лишая, – все носило отпечаток смутной тайны и отдаленного от земли мира. Изочка бы не удивилась, если б внезапно из воды в темном конце цистерны вылезла голова неведомого водяного зверя или плеснул русалочий хвост. А железная лесенка с ближнего края поднималась прямо в ярко-голубое круглое небо.

Из небесного круга летел вниз, пыля и танцуя, солнечный поток. В ослепительном сквозном столбе бесконечно что-то создавалось, менялось, умирало и рождалось вновь. Изочка ощутила щекотное движение живого солнца, – сияющий столб рассеивался и пропадал в воде, но на дне вспыхивали, покачиваясь и рябя, осколки янтарного света.