Ледоход и подснежники (сборник) - Галина Смирнова

– Приеду.

* * *

– Вас можно пригласить на танец?

– Можно.

– Николай.

– Елена Павловна.

– Музыка приятная, ретро. Я сегодня днём смотрел по телевизору старый фильм… забыл вот название.

– И я смотрела, хороший, добрый фильм. Как же он называется?

– Его снимали в Плёсе. Вы были в Плёсе?

– Нет.

– Я был давно, на теплоходе заходили. Красота! Волга, берёзы, сирень цвела, незабудки.

– В этом фильме актёр известный играл… замечательный актёр, народный артист… его фамилия…

– Знаю, знаю… сейчас… он, помните, играл в фильме… тоже прекрасный фильм, он там дедушку играл и у него внучка… известная актриса…

– Помню. А маму играла актриса… красивая такая…

– Да-да, она Миледи в «Трёх мушкетерах» играла.

– И в «Зеркале» Тарковского она же. Вам нравится Тарковский?

– Нравится, особенно «Солярис».

– Согласна. Эти затянутые, долгие кадры, паутина на деревьях, роса на траве.

– Бесподобно.

– А знаете, Коля, есть такое растение, манжетка называется или росянка, его широкие листья образуют своеобразную воронку вроде бокала. И вот летним утром в этом зелёном бокале собирается большая капля росы. Представьте себе: лужайка, заросшая манжеткой, и в каждой капля росы, сверкающей на солнце. И если эту росинку…

– …выпить…

– Да, её нужно обязательно выпить. Тогда будет…

– …и будет тогда счастье, Леночка. Так как же звали того актера?

– Который в Плёсе снимался? Какой лёгкий, светлый фильм, и хэппи-энд! Господи, ну как же его звать?

– Сту-ге-рон.

– Что?

– Его звать Стугерон Валокординович.

– Смешно. Но сейчас от склероза есть новые лекарства.

– Вспомнил! Первый фильм назывался «Почти смешная история», а во втором дедушку играл Михаил Глузский, внучку – Марина Неёлова, маму – Маргарита Терехова, фильм «Монолог».

– Спасибо, облегчили страдания. Бабушки только в том прекрасном фильме не хватает. А моя внучка на втором курсе медицинского института учится.

– Мой внук на четвёртом автодорожного.

– Не женат?

– Кто? Я?

– Да что вы! Ой, простите… я о внуке спрашивала.

– Пока нет. А ваша внучка замужем?

– Пока нет.

– Так давайте, Лена… А вы заметили, мы давно танцуем без музыки.

– Да что вы?! Не может быть!

– Перерыв был.

– Как неудобно… мы танцуем одни, без музыки… а вокруг нас люди… О, Боже!

– Включили. Тухманов – «Я пригласить хочу на танец вас и только вас».

– Как хорошо вы танцуете, Коля!

– И вы. Елена Павловна, у вас до какого числа санаторная путёвка?

– До 28-го.

– А у меня до 29-го. Так у нас всё ещё впереди!

– Твист, Коля!

– Yes! Come on let’s twist again, like we did last summer![7] Побежали, Леночка!

– Побежали!

Ольга Сергеевна, погостив у брата перед новогодними праздниками, возвращалась домой в Москву.

Возвращалась на электричке, выбрав будний день и дневное время, когда народа поменьше.

Вагон был тёплый, чистый и почти пустой, она села по ходу поезда и стала смотреть на убегающий, знакомый пейзаж за окном.

По календарю уже пришла зима, но декабрьская погода не радовала морозами, снегопадами и удивляла плюсовой температурой, солнцем и не вовремя позеленевшими газонами, на которых местами выглянули крохотные и смущённые одуванчики.

Но за неделю до Нового года подморозило, и, хотя снег не выпал, зато всё вокруг покрыл иней, превратив мир в подобие серебряной гравюры, на которой Мастер не забыл посеребрить ни одну веточку на дереве, ни одну травинку на земле.

Ближе к Клину небо потемнело, и незаметно, мелкой крошкой, как из сита, посыпался снег.

А после Зеленограда, извиняясь за декабрьское бесснежье, снег повалил большими, пушистыми хлопьями, которые, кружась и взвиваясь, настойчиво стучали в окна поезда.

«Метель», – подумала Ольга Сергеевна, любуясь снегопадом.

В этот момент открылась дверь, и в вагон вошёл парень лет двадцати пяти с рюкзаком за плечами.

В руках у него были скрипка и смычок.

Он ловко поставил скрипку на левое плечо и, настраивая инструмент, провёл несколько раз по струнам.

«Скрипачей пока не было, – заметила про себя Ольга Сергеевна, вспомнив о том, что в электричке иной раз она видела настоящих, неплохих музыкантов профессионалов. – Интересно, что он сыграет?»

Тихо, затаённо, повторяясь и медленно нарастая, полилась мелодия, которую невозможно было не узнать, и которая была единственной на свете.

«Астор Пьяццолла! – Ольга Сергеевна улыбнулась. – Как же я люблю Либертанго!»

И вот он, этот волнующий, щемящий, такой томительный и такой долгий, словно бы на одной ноте, отрывок, он повторялся, музыка становилась всё громче, быстрее, яростнее, а за окном, в снежном вихре, смеясь, кувыркаясь и кружась, летели ветер и метель.

«Боже мой, аргентинское танго и метель, такого не может быть!»

Но здесь, сейчас, были лето и зима, зной и лёд, страсть и жестокость, свобода и плен.

В этом странном мире, в этом странном танце слились душа и тело, любовь и ненависть, желание и насилие, порок и добро, любовь и смерть на острие ножа, и только сейчас, только на миг, на танец, только на это танго мы будем вместе… любовь сгорит… метель, метель, снежная пыль… пыль.