Сапфо - Игорь Суриков

В конфликт, в борьбу Алкей втянут буквально всеми силами своей души. Политика — главная тема его произведений. Не случайно они входят в число самых главных и лучших источников по политической истории архаического Лесбоса, которая была чрезвычайно богата разного рода смутами. Когда в следующей главе о ней пойдет речь, нам нередко придется обращаться к данным, почерпнутым из стихов Алкея. И, кстати, всегда нужно будет учитывать, что данные эти — в высшей степени тенденциозны, субъективны. Нашего поэта никак не назовешь беспристрастным. Какая-нибудь удача его гетерии повергает его в бурную радость, а неудача, напротив, заставляет буквально зубами скрипеть от злости. Если уж кто-то для Алкея враг, то поэт обливает его потоком издевательской, порой самой низкопробной брани, — даже если это входит в полную противоположность с исторической истиной.

Например, правитель Митилены Питтак от всех остальных античных авторов получил исключительно высокую оценку. А Алкей находит для него слова только в таком вот духе:

Лирик не гнушается даже нападками на внешний облик Питтака. Тот был невысоким, коренастым — поэтому для Алкея он всегда «толстяк», «пузан», а то и какая-нибудь «косолапая деревенщина». Или возьмем такой выпад:

Здесь Питтак в гиперболизированной форме обвиняется в якобы присущей ему чрезмерной страсти к винопитию (хотя не думаем, что в этом плане он как-то особо отличался от остальных представителей лесбосской элиты). Ну, и, конечно, не обходится без попрека «низким», «недостойным» происхождением…

Откуда же такая жгучая ненависть? Всё выясняется из следующего стихотворения:

Как видим, вот в чем дело: вначале Питтак был союзником Алкея, входил в одну с ним гетерию, а потом отделился от нее, и их политические пути разошлись. Понятно, что поэт воспринял это как черное предательство, а предателей ненавидят, как известно, сильнее, чем просто врагов.

В алкеевской политической лирике рефреном проходит один развернутый образ, очень сильный и оригинальный для того времени: государство, погруженное в пучину гражданских смут, уподобляется попавшему в бурю кораблю. Похоже, у Алкея эту метафору позаимствовал и Феогнид, использовав ее в элегии, которая уже звучала.

«Морские» стихи Алкея (хотя на самом деле они и не вполне морские, учитывая их аллегорический характер) необычайно сильны, они принадлежат к высочайшим шедеврам всей античной лирики. Главные из них просто нельзя не процитировать, тем более что тут видны блестящие образчики алкеевой строфы:

Строка внезапно обрывается. И, как ни странно, это выглядит органично. Как бы последний выкрик утопающего — а дальше всё захлестнуто волнами, которые так и ходят, так и ходят в этих строках Алкея. Нам кажется, что и сама алкеева строфа родилась в уме моряка, который видел волны не так, как певцы эпоса, взиравшие на них с берега (с берега-то они все видятся более или менее равномерными), а именно так, как видят их мореходы с корабля: все волны разные, не случайно же представление о девятом вале.

Смоленый, терпкий, воистину морской дух ощущаем мы, читая процитированные стихи Алкея. И это даже несмотря на то, что мыслит-то он тут отнюдь не о море. Аллюзии предельно прозрачны: корабль — это город, он тонет, его надо как-то спасать… Как? Темпераментный Алкей, поэт-политик, твердо знал рецепт спасения: свергать, свергать, свергать… Не важно кого, но главное — что любой существующий режим нехорош, а хорош он станет тогда, когда к власти придет сам Алкей с единомышленниками.