Влада. Время Теней - Саша Готти

Вопрос был задан без неприязни, и Лиля закивала.

– Влада Огнева, моя девушка, – с болезненной нежностью произнеся это имя, Морок уставился на свои руки, чтобы не смотреть ведьме в лицо. – Ты наверняка знаешь ту, что заключила новую Конвенцию тайного мира.

– Как же не знать, – пробормотала ведьма. – Ведь она однажды спасла и меня, вытащив из того самого капкана в парке. Она удивительная, очень добрая.

– Да, она такая! – вскинулся Морок с неожиданной улыбкой на лице, показав ярко-белые зубы, и тут же сник, опустив глаза. – Короче, я вызывал ее с помощью магии, ну… типа, чтобы вытащить из Тьмы. Но ей не выйти, хотя она очень близко. У нее пути в нашем мире нет. Только в проклятую Тьму и больше никуда… – Слов больше не нашлось, потому что глаза парня неожиданно наполнились зеленью, какой-то горькой и отчаянной.

– Мне очень жаль. – Лиля старалась не дышать: враг вдруг разоткровенничался с ней до степени просто невозможной между рядовой ведьмой и держателем дневного права. – И вы верите, что на шабаше реально подскажут, как спасти Владу?

– Я верю в то, что я в полном тупике. – Взгляд зеленоглазого остекленел. – Времени очень немного остается, точнее – совсем его нет. Ее призрак тает, скоро исчезнет навсегда. Вот такие дела.

Несколько минут в купе висела тишина, пока в голове юной ведьмы со скоростью света мелькали нужные для ответа слова.

– У меня есть некоторые соображения, – наконец произнесла Лиля. – Моя мать знала о подобных штуках, иначе у нее и не было бы вариантов как только умереть, потеряв дар. А вот на шабаш съедется толпа бездарностей, которые в лучшем случае наврут и поиздеваются. Зря вы туда едете. И вам очень повезло, что вы встретились со мной.

– Намекаешь, что способна на какую-то особенную магию, которой никто другой не знает? – прищурился Морок, но не мог скрыть, как сильно его зацепили ее слова, как он ухватился за них, будто утопающий за соломинку. – Или сама врешь мне, ведьма?

– Вообще-то, меня зовут Лиля, – пробормотала она.

Но Морок не обратил на это внимания и настойчиво повторил:

– Так что, врешь или правда? Сама же сказала, что бедствуешь, что в долгах по уши, выгоняют со съемного жилья. Если бы ты действительно помогла, то все это – твое.

Он протянул руку, шевельнул пальцами, и Лиля задохнулась от неожиданности, увидав, как сыплются из них золотые перстни, серьги, да и просто деньги: купюры толстыми пачками поперек себя шире.

– Тролльское колдовство исчезнет через лунный месяц, – прошептала она, сразу прикинув, что на полу купе валяется целое состояние.

– Тролльское исчезло бы, да. Не тупи, ведьма, ты не с простым троллем в поезде оказалась. Бери, сколько унесешь, а в обмен… то, что ты сможешь сделать ради ее спасения. Реши мою проблему.

Лиля пристально вглядывалась в лицо Морока, снова гадая, уж не издевается ли над ней сидящий напротив враг.

Хотя на издевку это было не очень-то похоже – измученный вид, чуть замедленная речь и нарушенная координация движений. Все говорило о том, что и высшие силы тайного мира могут дойти до отчаяния, до края.

Заметив озадаченное выражение лица ведьмы, Егор невесело усмехнулся:

– Если тебе слабо провернуть такое, я тебя отпущу и не обижу. А если попытаешься помочь, разбогатеешь. Так что, по рукам?

И парень протянул ей загорелую обветренную ладонь.

– Сделка будет выполнена, Морок, я решу вашу проблему.

Лиля с улыбкой коснулась жестких пальцев и тут же отдернула собственные.

– А салфеткой руки вытирать держатели тайного мира не привыкли? – вдруг рассмеялась она. – И кстати, неправда, что курица была такая уж невкусная, потому что вы съели ее вместе с костями!

– Соврал, да, – облизывая пальцы, миролюбиво подтвердил Егор. – А воды не найдется? В горле просто ад…

Лиля заторопилась, судорожно полезла в сумку, выудив пузатую бутыль, запечатанную сургучом.

– Это наше домашнее вино из черной рябины. – Она осмелела и подняла бутыль сочного ягодного оттенка на просвет. – Если, конечно, ВИП-персоне не стыдно пить вино вместе с простой бедной ведьмой. Только жуть-колу в ответ не предлагайте! Жуть-кола ваша хуже раз в сто. И как нечисть вообще эту гадость пьет – я бы ни глотка не смогла…

Не дослушав, парень порывисто выхватил вино из ее рук, сорвав зубами сургучную печать. Тут же припал сухими губами к краю бутыли, делая протяжные глотки. Напившись, Морок вытер губы рукавом рубахи и откинулся назад, с облегчением прикрыв глаза сиреневатыми веками.

– Прекрасно, ведьма, – прошептал Бертилов. – А то ослабел я. Приступай к работе, потому что она – там. – Он кивнул на зеркальную дверь купе, однако избегал туда смотреть. – Завтра мне восемнадцать, и я отпраздную с ней…

Парень умолк на полуслове, и Лиле показалось, что он заснул. Она внимательно вглядывалась в удивительно красивое, но измученное лицо попутчика, по которому пробегали то полосы яркого солнца, то четкие полуденные тени.

Поезд стучал колесами по шпалам, размеренно покачиваясь, золотые монеты и деньги позвякивали на полу, но Лиля не трогала богатство, опасаясь даже случайно его коснуться.

Текли тревожные секунды, минуты, за которые чего только не думалось перепуганной ведьме.

Вся восемнадцатилетняя жизнь Егора Бертилова состояла из «до» и «после».

«До» – было детство, когда череда ярких дней носилась вместе с ним по диким полям разнотравья в Пестроглазово. Вечно босые ноги, разбитые колени и локти, содранные в кровь ладони, сгоревшая на солнце физиономия и зычные окрики матери, которые разносились по всей округе, как вой разъяренного зверя.

Друзья – Гильс, Марик и Дринка. Они всегда были рядом, подбивая Егора на подвиги. А он, в свою очередь, подначивал их. Тролльскими каверзами и фокусами был наполнен каждый день. С Гильсом они постоянно соперничали, как и положено мальчишкам, – кто глубже нырнет в пруд, чтобы вытащить красивый камешек со дна и подарить Дринке, кто повалит друга в шутливой драке, в которой вампир звал на помощь паучью нежить, а тролль с хохотом уворачивался, дурача противника своими ложными фантомами…

И было «после» – когда однажды в конце жаркого августа в старом доме Мурановых вдруг раздался звонок, и на пороге появилась она.

Тринадцатилетняя, испуганная и неловкая, страшно смущенная тем, что явилась без приглашения в чужой дом да еще уехала так далеко. Изящная, не осознающая своей странной красоты, нездешняя во всем – и Егору было не оторвать потрясенного мальчишеского взгляда от тонкого профиля, от чуть дрожащих пухлых губ, от темной волны волос, отсветами похожей на разноцветные огни ночного города.