Жизнь Пи - Янн Мартел

По обе стороны от носа, на скулах, большими черными буквами было выведено: ЦИМЦУМ и ПАНАМА.

Чехол был из крепкого пропитанного брезента, грубого на ощупь. Он простирался до заднего края средней поперечной банки. Таким образом, брезент покрывал только одну поперечную банку, за которой как раз и притаился Ричард Паркер; средняя же поперечная банка, под кромкой брезента, была открыта, а третью, проломанную, скрывал труп зебры.

Уключины представляли собой шесть подковообразных вырезов на планшире, с веслом в каждой, – то есть всего пять весел, если учесть, что одно я выронил, когда пытался отогнать Ричарда Паркера от шлюпки. Три весла были уложены на боковой банке по одному борту, четвертое лежало по-другому, а пятое послужило мне спасительным насестом. Я думал, весла вряд ли пригодятся мне в качестве движителей. Шлюпка вам не байдарка. Эта громоздкая прочная конструкция рассчитана на то, чтобы просто удерживаться на плаву, а не путешествовать по морю, хотя если б нас было тридцать два человека и мы дружно налегли бы на весла, то, возможно, смогли бы кое-как продвигаться вперед..

Все это – и многое другое – я заметил далеко не сразу, а со временем, да и то по необходимости. Поскольку я попал в тот еще переплет и будущее представлялось мне самым безрадостным, то любая мелочь, любая деталька вдруг превращалась в нечто значительное, открываясь моим глазам в совершенно новом свете. И это уже была не мелочь, как раньше, а самая важная вещь в мире, потому как от нее, быть может, зависела моя жизнь. И так повторялось со мной не раз. Правду говорят, что необходимость – мать изобретательности, истинную правду.

Однако в первый раз, обшаривая шлюпку, я не нашел того, что искал. На корме боковые банки плавно переходили в одну – угловую, как и боковины воздушных ящиков. Плоское днище шлюпки прилегало так плотно к корпусу, что под ним ничего не спрячешь. Ни ящика, ни коробки, ни какой бы то ни было другой емкости – ничего. Кругом одни ровные, гладкие оранжевые поверхности.

Мое доверие к капитанам и шипчандлерам пошатнулось. И надежды на то, что выживу, разом померкли. Осталась только жажда.

А что если все припасы на носу, под брезентом? Я развернулся и пополз обратно. Мне казалось, что я похож на сушеную ящерицу. Я навалился на брезент всем телом. Без толку – твердый, как доска. Но если его отвернуть, то наверняка можно добраться до провианта, который, верно, под ним и хранится. Однако так можно проделать и дыру в логово Ричарда Паркера.

Впрочем, сомневаться было некогда. Жажда подстегивала. Я достал из-под брезента весло. Натянул спасательный круг себе на пояс, уложил весло поперек носа шлюпки. Перегнулся через планширь и большими пальцами высвободил из одного гака конец, которым к нему крепился брезент. Попотеть пришлось изрядно. Но после первого гака справиться со вторым и третьим оказалось куда легче. То же самое проделал я и с другого носового борта. И тотчас почувствовал, как брезент у меня под локтями заметно прогнулся. Я распластался сверху, повернувшись ногами к корме.

И малость отвернул брезент. И тут же был вознагражден. Нос у шлюпки был точь-в-точь как корма – с такой же угловой банкой. На ней, всего лишь в нескольких дюймах от форштевня, подобно алмазу, сверкал засов. Похоже – какая-то крышка. Сердце у меня забилось часто-часто. Я отвернул брезент еще больше. И заглянул под него. Крышка была треугольная, с закругленными концами, три фута шириной и два фута глубиной. Тут я заметил что-то большое, оранжевое. И вмиг отдернул голову. Но то, оранжевое, даже не шелохнулось – странно. Я глянул еще разок. Не тигр. Спасательный жилет. В задней части логова Ричарда Паркера лежала целая куча спасательных жилетов.

У меня по телу пробежала дрожь. Через груду спасательных жилетов я первый раз, точно сквозь листву, ясно и четко разглядел Ричарда Паркера, хоть и не всего целиком. Только задние лапы и часть спины. Рыжевато-коричнево-полосатая громадина. Он растянулся на брюхе, мордой к корме. Лежал неподвижно – только дышал, раздувая бока. Я заморгал, не веря своим глазам: до него было совсем рукой подать. Вот он, прямо подо мной – в каких-нибудь двух футах. В самом деле, я спокойно мог бы достать до него рукой и ущипнуть за ляжку. И между нами – только жалкий брезент.

«Боже, спаси!» Еще ни одна мольба не была столь горячей и столь сдавленной. Я лежал, не смея шевельнуться. Но вода была мне нужна как воздух. Я осторожно просунул руку вниз, бесшумно отодвинул засов. И потянул крышку вверх. Под нею был ящик.

Я уже говорил, что жизнь иной раз зависит от совсем совершенного пустяка. Так и сейчас: крышка держалась на петлях, расположенных примерно в дюйме от края носовой банки, – значит, если ее открыть, можно устроить дополнительную преграду, выиграв двенадцать дюймов свободного пространства между брезентом и банкой, через которую, разбросав спасательные жилеты, Ричард Паркер мог бы добраться до меня. Я тянул крышку вверх и на себя до тех пор, пока она не опрокинулась на уложенное поперек весло и не уперлась в край брезента. Не спуская глаз со шлюпки, я подобрался к форштевню, опершись одной ногой на край ящика, а другой – на крышку. Вздумай Ричард Паркер напасть снизу, ему пришлось бы сперва откинуть крышку обратно. Такой толчок послужит мне сигналом – и я успею сигануть за борт со спасательным кругом на поясе. Если же он нагрянет с другой стороны – по брезенту, сзади, я тоже замечу его вовремя и успею прыгнуть в воду. Я глянул за борт. Акул вроде не видать.

Я посмотрел себе под ноги. И от радости едва не лишился чувств. В ящике поблескивали разные незнакомые штучки. Как же я обрадовался при виде всех этих вещиц и предметов, созданных руками человеческими! Этот миг зримого откровения привел меня в такой восторг – вобравший в себя и надежду, и удивление, и сомнение, и страх, и благодарность, – какого я не испытывал больше никогда в жизни: ни в Рождество, ни в дни рождения, ни на свадьбе, ни на Дивали, ни в любой другой праздник дароприношений. От радости у меня голова пошла кругом.

Взгляд мой тут же упал на то, что я искал. Емкость с водой ни с чем не спутаешь, будь то бутылка, жестянка или вощеная коробка. На этой шлюпке вино жизни хранилось в отливавших тусклым золотом жестянках, очень удобных для переноски в руках. Питьевая вода – кричали черные буквы на марочной этикетке. Виноделы – ЭЙЧ-ПИ Фудс Лимитед. Емкость – 500 мл. Жестянки были сложены штабелями, и в таком количестве, что сразу не сосчитаешь.

Дрожащей рукой я прикоснулся к одной – и вытащил наружу. Тяжелая, на ощупь холодная. Встряхнул. Внутри забулькало – буль-буль-буль. Наконец-то я избавлюсь от смертельной; жажды. При мысли об этом у меня заколотился пульс. Оставалось только вскрыть жестянку.

Вот незадача. Как же это сделать?

Уж если я нашел жестянку, значит, непременно найдется и чем ее открыть. Я заглянул в ящик. Чего там только не было. Я перебирал все подряд. И уже начал терять терпение. Должно же это когда-нибудь кончиться! Надо напиться прямо сейчас – иначе смерть. А вожделенного орудия нет как нет. Однако времени отчаиваться не было – пустое это занятие. Надо было действовать. Может, ногтями попробовать? Я попробовал. Не вышло. Зубами? Напрасный труд. Я взглянул на планширь. На гаки, державшие брезент, короткие, тупые, крепкие. Упершись коленями в банку я наклонился. И, держа жестянку обеими руками, сильно ударил ею о гак. Здоровенная вмятина. Ударил еще раз. Снова вмятина – рядом с первой. Так, удар за ударом, вмятина за вмятиной, я все же добился своего. Из банки сверкающей жемчужиной вытекла капелька воды. Я мигом ее слизал. Потом повернул жестянку другой стороной, крышкой к гаку, чтобы проделать еще одну дырку. Я стучал как одержимый. Пробил дырку побольше. Примостился на планшире. Поднес жестянку к лицу. Открыл рот. И запрокинул жестянку.