Обречены и одиноки - Александра Салиева

– Это все последствия принесенной клятвы, – усмехнулся Киринион, очевидно почувствовав мои сомнения.

Да что за клятва такая расчудесная?! И вреда причинить ему не могу, и еще вот теперь… это. Надо будет обязательно найти текст, а то признаться в том, что пропустила ее мимо ушей, как-то не хотелось совсем.

– Как скоро вы сможете встать? – поинтересовалась мягко, тут же оправдывая себя тем, что не обязательно всегда дерзить, раз можно сослаться на супружескую клятву.

– К утру уже все будет хорошо, – ответил Киринион и, немного помедлив, попросил осторожно. – Посиди со мной, пожалуйста, Аэлин.

Ненавижу это имя! И раньше ненавидела, а теперь так еще больше!

Но волну отрицания все же удалось побороть быстро.

– Хорошо, – просто ответила я, присев поудобнее на край кровати около его коленей.

– Нет, – услышала я вновь тихий немного хриплый голос.

– Что, нет? – удивилась искренне.

– Посиди рядом со мной, – тихо, но с большой надеждой вновь отозвался он.

– Я и так рядом, – возразила спокойно, не понимая, чего он хочет.

Прайм немного поморщился – очевидно, что рана все еще причиняла острую боль при движении. Он слегка подвинулся влево, освобождая мне место на подушках рядом. Списав его странное поведение на последствия взрыва, решила, что ничего страшного не произойдет, если я выполню просьбу, поэтому пододвинулась, как он и хотел.

Мужчина взял в свою правую руку прядь волос с вплетенными кристаллами.

– Поясни мне кое-что, Аэлин, – заговорил он снова.

Мне пришлось прикоснуться к его руке, чтобы остановить начавшиеся действия по отнятию последнего, что осталось от Арханиэлиуса.

– Ты можешь снять с меня свой артефакт и сам узнать все, что захочешь, – ответила ему равнодушно.

– Нет, родная, – возразил он мягко.

Его тихие слова прозвучали как раскат грома, отбиваясь каждым звуком в сознании, отголоском в сердце, эхом прошлого в душе. Такое ощущение, словно током ударило, ведь только самый прекрасный воин всех моих грез меня так называл.

– Ты сама добровольно расскажешь мне. Это будет символом доверия между нами, – усмехнулся Прайм.

Какое в Бездну доверие?! Он что, совсем уже?!

«Ну да», – ехидно подумала я. – «В его-то возрасте».

– Те слова, что ты сказала, перед закреплением брачной клятвы. Я никак не могу понять, что они значат. Судя по тому, что это событие произошло в тысяча девятьсот девяносто седьмом году, срок давно истек. Так что это было за обещание и как оно связано с твоим присутствием здесь? – совершенно серьезным тоном спросил он.

Нежданный приступ смеха пришел, и я не смогла удержаться. А смеялась я долго. Аж до слез и колик в животе, пока он непонимающе следил за моей реакцией.

– Так вот зачем ты был в моем доме, – сквозь смех, еле выдавила я.

– Что смешного? – возмутился Прайм.

– С чего ты вообще взял, что это связано с моим пребыванием здесь? – продолжала смеяться, глядя на искреннее в своем недоумении лицо Кириниона.

– Это только для Вероники и никак не связано с тобой. Если помнишь, я сказала им не возвращаться, – слицемерила легко и без раскаяния.

Может быть, Прайм не настолько ужасен и жесток и все, что происходит в этом мире, не является целиком и полностью его виной, но все равно желание вернуться домой – мое право, и я не позволю возникшему мимолетному чувству внезапной видимой идиллии между мной и ним испортить все.

Черные глаза сузились. Мужчина быстро разозлился.

– Ты врешь, – сквозь зубы процедил он.

Ну вот, как и думала – идиллия между нами только видимая!

Пока я еще не придумала способ влияния на него, воспользуюсь старым, который действует на большинство мужчин и так весьма результативно.

Взяла его ладонь в свою, и опустила обе на мужскую грудь.

– Ты такой холодный, – пояснила свои действия.

Он перехватил мое запястье и поднес к своим губам. Сел. Руку мою так и не выпустил, зато второй стал быстро и ловко расплетать камни в моих волосах.

– Неужели? – отозвался он в процессе.

– Я не в этом смысле, – даже покраснела от двусмысленности сказанного. – Твое тело холодное. Я встречала только одну причину такого явления, но ты точно не вампир, – пояснила миролюбиво. – Так почему ты… такой? – высвободила свою руку из его и провела немного вниз, останавливаясь чуть выше живота.

Прайм перестал дышать и замер в ожидании. Я же развернулась и подобрала под себя колени, ласково касаясь его щеки. Он, наконец, убрал свою руку от моих кристаллов и положил ее поверх моей. Даже голову склонил, прижимаясь к моей ладони.

Подействовало.

– Ты будишь во мне… чувства, Аэлин, – получила я новое признание тихим шепотом.

– Ну да. Гнев, злоба и похоть – тоже чувства, – не смогла сдержать открытой усмешки.

Прайм, похоже, обиделся, поскольку отодвинулся, повернувшись ко мне спиной.

Мне как-то неудобно стало. То, что он слабак в отношении плотских воздействий с моей стороны – это я уже поняла. И воспользовалась даже. Но вот чтобы так оскорбиться – это уже как-то совсем странно. Почему-то стало стыдно.

Проклиная себя за то, что и сама не сильнее его в этом эквиваленте, прикоснулась к полуобнаженному плечу хранившего хмурое молчание Прайма.

– Кир, – позвала его тихо.

Он обернулся и удивленно посмотрел на меня. Видимо его впервые так переименовали.

Улыбнулась ему виновато, пытаясь загладить вину за свою недавнюю грубость.

– Если ты называешь меня именем, которое мне никогда не нравилось, но нравится тебе, я тоже буду именовать так, как нравится мне, – пояснила я.

Взгляд черных глаз перестал быть отстраненными, и мужчина снова повернулся в мою сторону.

– Почему у тебя три имени? – спросил он заинтересованно.

Маленький нехитрый прием с переводом темы разговора в другое русло удался, и я с готовностью ответила.

– Традиции велели назвать меня Камелия, – пришлось показать ладонь, где значились мои отметки архимага воздушной стихии – маленький черненький цветочек, появившийся на коже вместе со мной. – Мама хотела, чтобы мое имя было Аэлин. Папа хотел, чтобы меня звали Лилит. Поскольку папа был главным в доме и любил меня больше всего на свете, то и первое имя у меня от него. Еще папа любил маму и не мог отказать ей. Ну, а традиции соблюдать должен каждый архимаг Альтерры, если желает продолжить свое наследие. Вот так и назвали меня Лилит Аэлин Камелия.

Прайм откинулся на подушки. Долго смотрел на меня, молча. Пристальный взгляд черных словно сама Бездна глаз изучал меня. Я это ощущала так явно в тот момент, но все же позволила.