Дни черного солнца - Н. К. Джемисин

— Постой, — с нажимом повторил он, не выпуская меня. Он смотрел в сторону, едва замечая мою ярость. — Тут кто-то есть…

— Какого… — начала было я, но кое-что услышала — и замерла.

Кто-то шаркал по камешкам, приближаясь к нам со стороны лестничного люка.

— Орри Шот?

Мужской голос, спокойный и темный, как воздух в морозную ночь. Определенно знакомый… но чей?

— Д-да, — отозвалась я, гадая: если это кто-то из заказчиков Сумасброда, то что он забыл здесь, на крыше? И откуда ему знать мое имя? Подслушал, как сплетничали домочадцы Сумасброда?.. — Вы меня искали?

— О да. Правда, я надеялся застать вас одну.

Солнышко вдруг сделал шаг, заслоняя меня, и я обнаружила, что разговаривать с незнакомцем придется сквозь его довольно-таки широкую спину. Я уже открыла рот, чтобы на него рявкнуть, ибо была слишком обозлена даже для простой вежливости, куда там для почтительности… И заметила, что Солнышко начал сиять.

Неярко пока, на пределе видимости. Но вполне отчетливо.

— Орри, — выговорил он, по обыкновению, спокойно. — Ступай в дом.

Накативший страх оставил мне способность рассуждать лишь о самых простых вещах, и я выдавила:

— Он… он как раз между мной и дверью…

— Я его уберу.

— Вот уж не советовал бы, — невозмутимо ответил мужчина. — Ты ведь не богорожденный.

Солнышко вздохнул. При иных обстоятельствах меня позабавило бы его раздражение.

— Да, — ответил он резко. — Я не богорожденный.

И прежде чем я успела что-то сказать, он исчез. Пространство впереди меня тотчас наполнилось холодом. Я лишь уловила мерцание магии, смазанное свечением его тела. Потом неподалеку произошло стремительное движение. Треск рвущейся ткани, звуки борьбы… Что-то мокрое обрызгало мне лицо, заставив шарахнуться прочь…

А потом стало тихо.

Некоторое время я стояла неподвижно, слыша только собственное дыхание. Я ждала звука, который вот-вот должен был раздаться, когда два тела шмякнутся на мостовую тремя этажами ниже…

Но его все не было и не было. Лишь все та же жуткая тишина.

Я не выдержала. Я бегом бросилась к двери, кое-как открыла ее и с воплями ворвалась в дом.

Вот что он мне о себе рассказал…

Конечно, не все это я узнала именно от него. Кое о чем обмолвились другие боги, еще кое-что я почерпнула из старинных сказок своего детства. Но в первую очередь я приняла на веру именно сказанное им, потому что в его природе не было места лжи.

Во времена Троих все обстояло иначе. Было много храмов, но мало святых писаний, и никого не преследовали за «недолжную» веру. Смертные любили тех богов, к которым лежало их сердце, — иной раз нескольких одновременно, и это не называли язычеством. Если возникал спор о тонкостях учения или о магии, дело решалось просто: звали местного бога и спрашивали совета. Младших богов кругом было много, так что впадать в одержимость по поводу какого-то одного было просто бессмысленно.

Именно в те времена родились первые демоны.

Отпрыски смертных людей и бессмертных богов, ни то ни другое — и наделенные величайшими дарами обеих сторон. Одним из таких даров была подверженность смерти. Лично мне казалось странным называть такое свойство даром, но в те времена люди считали иначе. Как бы то ни было, демоны им обладали.

Вдумайтесь, что это значило: все демоны умирали. Бессмыслица какая-то, верно? Ведь дети очень редко повторяют собой лишь одного из родителей. Почему бы хоть горстке демонов не унаследовать бессмертие? Магия-то у них была, да еще какая, — они сходились с людьми, и мы ее от них унаследовали. Способности писцов и костоправов, умение делать пророчества и посылать тени — всем этим человечество осчастливили демоны.

Но если демоны сходились с божественными возлюбленными, дети от таких союзов все равно старились и умирали.

Для нас, людей, наследие демонов было благословением. А для богов оно означало, что всего лишь капелька человеческой крови обрекала их потомство на старость и смерть.

И похоже, очень долгое время никто не понимал, что это в действительности означало…

* * *

Я ссыпалась вниз — и это притом, что я так и не удосужилась хорошенько запомнить лестницы в доме Сумасброда. За мной следовал Пайтья; на мои вопли из ниоткуда возникла та его старшая собеседница, Китр, и на некоторое время стала видимой; подоспел и Сумасброд. Когда мы все добрались до зала с бассейнами, к нам присоединились еще двое. Рослая смертная женщина, испещренная божественными словами едва не гуще превита Римарна, и гладкошерстная борзая, испускавшая белое сияние. Подбегая к двери наружу, я услышала встревоженные голоса наверху и поняла, что перебудила весь дом.

Мне бы, наверное, стало плохо от пережитого страха, но в те мгновения я была способна думать только о той жуткой тишине.

— Орри! Орри, стой!

Чьи-то руки схватили меня прежде, чем я успела пробежать три шага по улице. Я отчаянно вырывалась. Мелькнуло что-то расплывчатое, синеватое и обернулось Сумасбродом.

— Проклятье, сказано же было: из дому ни ногой!..

— Мне надо… — Я извивалась, силясь его обойти. — Он…

— Он — это кто? Слушай, Орри… — Сумасброд умолк, не договорив. — Орри… Что это за кровь у тебя на лице?

Тут моя паника как-то быстренько улеглась, хотя рука, которую я поднесла к лицу, тряслась отчаянно. Вот, значит, что за влага обрызгала меня там, на крыше. А я-то и забыла о ней…

— Начальник, — подал голос Пайтья.

Он сидел на корточках, что-то рассматривая на земле. Что именно, я не видела, но мрачное выражение его лица сомнений не оставляло. А он пояснил:

— Тут полным-полно крови…

Сумасброд оглянулся, и я увидела, как округлились у него глаза. Хмурясь, он обернулся ко мне.

— Что случилось? Ты, вообще, где была? На крыше? — Его брови окончательно сошлись к переносице. — Неужели отец… что-то сделал с тобой? Во имя всех…

Китр, озиравшая улицу в поисках опасности, резко вскинула глаза:

— Ты что, рассказал ей?

Сумасброд не стал отвечать, лишь мимолетно поморщился. Он был занят тем, что вертел меня туда и сюда, ища раны и синяки.

— Да я-то в порядке, — выговорила я, слегка успокаиваясь, но продолжая судорожно прижимать к груди посох. — А вот… Ну да, я была на крыше… с Солнышком… А потом появился еще кто-то. Мужчина. Я не видела его, так что смертный, наверное. Он знал мое имя, он сказал, что искал меня…

Пайтья выругался и встал, водя туда-сюда сузившимися глазами:

— С каких это пор Блюстители проникают через эту долбаную крышу? Обычно у них хватает ума с нами считаться…