Выбор, или Герой не нашего времени - Серж Середа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, Женя, помню, несчастный мужик этот Саблин. Его расстреляли.
– Самые настоящие подонки. Саблин ведь честный мужик был. Возмутился той несправедливостью, которая творилась в стране. Тогда никто не пострадал, а ему статью припаяли: «измена Родине». Вообще сволочи они, поганые убийцы. Сейчас такое творится. Так бы я этим ублюдкам, которые вынесли ему смертный приговор, сказал: «Ну что, бля*и, где ваша Родина теперь?» Но об этом я тебе скажу ниже.
– Ладно, Женька, успокойся, прошу тебя. А то ты горячишься, а на нас уже таращат глаза некоторые за столиками.
– Да хер с ними… пусть таращатся. Ну, так вот, я недавно видел нашего старика Никитича, и он спрашивал о тебе. И когда я ему сказал, что ты уже почти с десяток лет живёшь здесь, он удивился. И просил, чтобы ты объявился по возможности.
– Хорошо. Давай нанесём ему визит.
– Итак. Он мне напомнил одну старую историю. Помнишь, когда мы были с дружеским визитом в 1970 году во Франции?
– Да, помню. Мы заходили тогда в Гавр, и нас возили в Париж. У меня есть фотографии.
– У меня тоже есть, Володя. Но я тогда обратил внимание на одного фотографа, который крутился всё время возле тебя. Снимал, снимал всё, а потом попросил тебя показать бицепсы.
– Да, было такое, – улыбнулся Владимир, – я тогда у старика попросил разрешения, потому что он, фотограф, просил меня снять матроску и показать ему ещё торс. Он меня тыкал пальцем в пресс и что-то говорил по-французски. Ты же мне прислал эту фотку позднее.
– Он восхищался твоим прессом, который напоминал шахматную доску. А знаешь, кто мне дал эту фотку?
– Нет.
– Старик и дал. И рассказал почти фантастическую историю. Твою улыбающуюся физиономию увидела вся Франция, а может, и вся Европа на глянцевой обложке журнала «Пари Матч». Во всю обложку на лицевой странице популярного во Франции журнала улыбающийся белозубой улыбкой советский моряк.
– Да ну? Неужели?
– Вот тебе и «да ну». Под фотографией была надпись, я за точность не ручаюсь, а смысл такой: «Вот такие русские красавцы-ребята служат моряками в СССР». После этого началась шумиха. Там целые толпы продюсеров и владельцев рекламных агентств и прочих стали выяснять, как тебя найти и каким образом с тобой можно связаться. Из тебя хотели сделать фотомодель.
– Ох! Ни хрена себе. Я этого не знал.
– А ты и не мог знать. Это всё поступило через консульство или посольство Франции. Они обращались в МИД СССР. Ну а в МИДе им культурно ответили, что, мол, русские парни – патриоты своего Отечества, и никуда они от своей Родины не поедут. Словом, как в песне: «Я такой другой страны не знаю, где так вольно…» Поэтому тебя не стали даже тревожить. А ты говоришь, что красота касается только женщин.
– И правильно сделали. Я действительно от мамы и папы, от своих родных никуда и ни за какие деньги не уехал бы.
– Ну, не знаю, Вовка, как тогда. Сейчас бы ты жил в замке. Сотни баб валялись бы у тебя в ногах, и «кочан» бы свой, тоже, между прочим, красавец, парил с самыми красивыми бабами в мире. А может быть, и по-современному. Целовали бы они тебя в эти места заповедные, – захохотал Евгений. – Минет – штука полезная для мужиков.
– Женька, перестань, – Володя буквально закатился от хохота, и на щеках его выступил румянец, – перестань, у меня сейчас заболит живот от смеха.
– Да я знаю, знаю, что ты адепт своей Ирины. Да и как им не быть, когда такая женщина при тебе – и красавица, и умница. Но главное её достоинство не только в этом.
– А в чём, Женя?
– Постоянство любви к тем, кому ты однажды отдал свои сердце и душу, сегодня встречается среди мужиков у одного на миллион. И твоя жена это качество в тебе оценила выше любой карьеры и денег.
– Женя, но ты преувеличиваешь мои качества, я обычный человек.
– Нет, ты необычный, ты неискоренимый романтик по жизни, я это знаю с нашего первого дня знакомства, и поэтому только тебе я могу сказать некоторые вещи, которые, если провидение мне не поможет, могут стать для меня фатальными в этой жизни.
После слов Жени Володя от веселья перешёл к вполне серьёзному выражению на лице. Он внимательно посмотрел на своего друга.
– У тебя неприятности по работе, Женя?
– Володя, это уже не неприятности. Это уже Армагеддон намечается! А вот уже и закуски нам подают. Так что давай, наливай по полной, и мы продолжим.
– Честно говоря, Женя, ты меня беспокоишь. Тебе нужна моя помощь?
– Володя, так уж случилось, что мы живём в бандитском государстве. И я в настоящее время являюсь частью этой системы.
Эта фраза произвела ошеломляющее действие на Владимира. Он стал пристально смотреть прямо в глаза своего собеседника, думая увидеть его лукавую улыбку по поводу такой, возможно, шутки. После этого лицо Евгения посерьёзнело ещё сильнее.
– Я знаю, Володя, что ты сейчас, может, посчитал меня за шутника или идиота.
– Совсем нет, Женя. Я просто буду очень за тебя волноваться.
– Володя, я тебе говорю это как самому близкому для меня человеку в этом мире.
Тут Евгений налил себе рюмочку белой и, не чокаясь, залпом выпил её. Потом внимательно посмотрел на своего друга и продолжил:
– Пока речь шла о взятках, поборах, которыми занимаются в нашем ведомстве, я вообще не придавал серьёзного значения таким делам. Где сейчас не берут, ты мне скажи? И я не святой, с некоторых пор тоже принимаю в этом участие. Иначе как бы я мог прокормить свою семью и своих родителей, которых эта пресловутая страна кинула по полной программе. А ведь они всю жизнь положили на славу родного Отечества. Это не громкие слова. И деньги, отложенные на собственные похороны, «сгорели» в Сбербанке.
– Женя, всё зависит от тебя. Можно же разорвать этот порочный круг?
– Нет, Вовчик, поздно. Выйти из этого круга теперь можно только либо сев в тюрьму, либо расставшись с жизнью.
– Женя, а теперь ты меня уже просто пугаешь.
– Сейчас менты и питерские бандиты идут рука об руку. Теперь пара паханов и назначают начальника ГУВД, и выбирают мэра, и «хера», и всех остальных. А кто ослушается, тому будет место на кладбище в центре города и гарантия пышных похорон. Да и то если этот кто-то занимает определённое положение. Остальных закапывают, как собак. Попытка выйти из игры расценивается как предательство. Так что два пути есть у отказника: уголовное дело против него или отстрел. Хорошо если самого хлопнут, а то ведь у нас принято жертву по полной программе отработать. Убить, например, близких людей или даже детей по принципу: чем больше мучается жертва, тем благодатнее на душе палачей.
– Женя, так где перешли Рубикон?
– Я бы сказал иначе. Когда его перешли? Его перешли тогда, когда вместо шелеста банкнот менты стали попросту убивать людей, как заправские бандиты. Или стали обеспечивать крышу профессиональным убийцам, что есть одно и то же. Вот тебе конкретный пример. Что раньше делал участковый милиционер?