Хельмова дюжина красавиц. Ненаследный князь - Карина Демина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Надо же, а мне казалось, я подобрал ключ к вашему сердцу.
— Не вы, а крендель. И пять сребней, — не удержалась она от напоминания.
— Конечно, как я мог забыть!
Пять монет свежей чеканки, блестящих, с незатертым еще профилем Витольда Лукавого, легли на столик.
— Ваша… подопечная вас совсем не кормит?
Странный вопрос.
И взгляд этот… сочувствующий?
— Почему? Кормит, просто работы много, вот и не успела позавтракать.
— И часто у вас… много работы?
— Постоянно.
Лихослав скосил взгляд на руки. И Евдокия тоже посмотрела… нет, хорошие руки, с сильными, квадратных очертаний, ладонями, с пальцами тонкими, изящными даже, но не следовало этой изящностью обманываться. На левом мизинце блестит, переливается всеми оттенками зеленого камешек.
Интересный.
И камешек и перстенек. Оправа простая, грубоватая даже, словно лил ее вовсе не ювелир… а камень? Что за он? Не изумруд явно. Нет, Евдокия не специалистка, однако же не похож на изумруд. И на хризолит… ведьмовской хрусталь?
Вероятнее всего.
И на что заговорен?
Впрочем, вариантов не так уж много. И Евдокия, подавшись вперед, почти опираясь на столик грудью, томно взмахнула ресницами:
— Знаете, мне кажется, что я начинаю вам симпатизировать…
Камешек с готовностью покраснел.
Стало быть, ложь распознает, во всяком случае, откровенную. Лихослав перстенек прикрыл ладонью, но смущения не выказал.
— Устаревшая модель. — Евдокия сцепила руки.
Ее собственный амулет, сделанный в виде сапфировой капельки-подвески, прилип к коже и пока вел себя смирно.
— Вы закажите с привязкой на нагрев…
— Всенепременно, — пробурчал Лихослав, окидывая Евдокию новым цепким взглядом. — Только откуда у бедного улана деньги на новый амулет?
— Оттуда, откуда и на старый.
— В карты выиграл.
…не врет. Во всяком случае, не напрямую. Евдокии ли не знать, сколь разнообразна может быть ложь… впрочем, так даже интересней.
— Много играете? — поинтересовалась она.
— Не больше, чем другие…
— И часто вам везет?
— Случается. Кстати, мне казалось, что это я платил вам за ответы…
— Но вы же вопросов не задаете, так к чему время зря тратить? — Евдокия поставила монетку на ребро. — И все-таки что вы хотели узнать?
— Вы и ваша подопечная… родственницы?
— Да.
— А мужчина, который… с вами…
— Ее отец. Да смотрите вы на свое колечко, не стесняйтесь.
…все равно, если Евдокия не захочет сказать правду, то найдет способ обойти. Маменькины партнеры небось все приходят, амулетами обвешавшись, и даже разлюбезный пан Острожский, мысли о котором не давали Евдокии покоя, не был исключением. Но ведьмовской хрусталь — игре не помеха.
— Отец? — Лихослав руку с руки убрал. — Он же эльф!
— И что? Считаете, что эльфы не способны иметь детей?
Смутился.
— Нет, но… она не похожа… нет, похожа, но… значит, отец? И сколько ей лет?
— Семнадцать. Скоро исполнится.
— Семнадцать… — задумчиво повторил Лихослав. — И в Познаньск вы отправляетесь…
— На конкурс красоты.
— Конкурс… красоты… и поиски подходящего супруга?
Евдокия лишь плечами пожала. Если ему нравится так думать — пускай себе.
— Полагаю, помимо красоты, у вашей подопечной имеется неплохое… приданое?
Ну да, не душевными же качествами ему интересоваться.
— Имеется. — Евдокия погладила подвеску, которая оставалась холодна. — А вы, стало быть, приглядываете себе супругу?
— Приходится.
Очаровательная у него улыбка.
— Жизнь простого улана тяжела и затратна… сами знаете.
Не лжет.
Но и правды не говорит, соблюдая неписаные правила игры. А про простого улана — лукавит. Фляга-то, которую Евдокии давал, недешевая, заговоренная, но старого, если не старинного образца. Она из тех вещей, что хранят верность определенной крови, переходя из рук в руки.
Форма у него хоть и по казенному образцу, но шита явно на заказ. Сукно хорошее, крашено ровно, уж Евдокия разбирается… и сапоги хромовые, новенькие… и перчатки… и сам он, точно с королевского плаката-воззвания сошедший.
Нет, непростой улан.
— Расскажите о себе, — попросила Евдокия.
— Зачем?
— Ну… должна же я знать, подходите ли вы Аленке.
— Даже так? Мне показалось, что вам…
— Все равно? Знаете, у вас премерзкая привычка недоговаривать фразы. Вы не пробовали от нее избавиться?
— Пробовал. Но, как говорит наш семейный доктор, consuetudo est altera natura.[9]
Он вытянул ноги, а руки скрестил на груди, точно заслоняясь от Евдокии.
— Что же касается рассказа, то… увы, особо нечем вас порадовать. Точнее, я не представляю, что именно вас бы заинтересовало. Я появился на свет тридцать лет тому, в семье шляхтича… вторым сыном…
…то бишь без права наследовать земли и родительское состояние, ежели такое имелось. В лучшем случае выделят ему деревеньку или поместье с худыми землями, велев пробиваться самому. А может, и этого не хватит, вот и записали младенчика в уланский полк, какое-никакое, а содержание…
…хотя не вяжется эта теория с хорошей одеждой…
…или играет? Сам же признался, но…
— Помимо меня, в семье трое братьев и три сестры…
…плохо, значит, остатки состояния уйдут на то, чтобы наскрести более-менее достойное приданое. А еще девиц в свет вывести надобно, на невестину ярмарку, где, глядишь, и сыщется кто подходящего рода.
Лихослав усмехался. И Евдокии стало вдруг стыдно за эти свои, пожалуй, чересчур практичные мысли. Прав Лютик, говоря, что порой она перестает за финансами людей видеть.
— Признаюсь, мой батюшка был довольно состоятельным человеком, однако… некоторые его слабости подорвали семейное благополучие…
…и ведь ни слова прямой лжи. Просто-таки подозрительной честности человек.
— Пытаясь его поправить, батюшка сделал несколько неудачных вложений и…
— Прогадал.
— Прогадал, — отозвался Лихослав, упираясь щепотью в упрямый свой подбородок. — Некоторое время мне удавалось поддерживать семью…