Девочки-мотыльки - Энн Кессиди

Наверное, и Томми так о ней думал. Возможно, считал ее слишком приставучей и поэтому переключился на Лиэнн. Мэнди всегда будет жить с этой проблемой? Всегда будет остро нуждаться в людях?

В нижнем окне дома показалось лицо. Не девушки с рыжими волосами, а какой-то женщины. Она смотрела на Мэнди, даже не пытаясь спрятаться за занавеской. Открыто смотрела на нее, более того, сверлила взглядом, будто злилась.

Мэнди перешла дорогу. Через считаные секунды она стояла у входной двери и, подняв молоток, с грохотом его опустила. Дверь открылась, на пороге стояла та же женщина. Она была невысокой, волосы перевязаны на макушке. Незнакомка заняла оборонительную позицию: плечи расправлены, шея вытянута, на лице возмущение, она была готова к скандалу.

– Я хочу поговорить с Петрой, – сказала Мэнди.

– С кем? – переспросила женщина и качнула головой, будто Мэнди сказала, что хочет поговорить с Дедом Морозом.

– Я знаю, что она здесь. Мне нужно с ней поговорить. С Петрой Армстронг.

– Вы ошиблись адресом! – с акцентом воскликнула женщина, ее слова отдавались в ушах тяжелым гулом.

– Я знаю, что она здесь. Видела ее. Она отправила мне открытку. Мне нужно с ней поговорить, иначе я пойду в полицию!

– Здесь нет никого с таким именем. Никого. В доме полно поляков. Мы не знаем Петру.

– Ладно, тогда я звоню в полицию.

Мэнди достала из кармана телефон. Она отчаялась и понятия не имела, что делала, но нажала девятку, после еще одну. Не успела нажать еще раз, как из глубин дома раздался голос:

– Все нормально. Я с ней поговорю.

Женщина повернулась. Там, в конце коридора, была Петра.

Мэнди стояла на пороге. Петра направилась к ней по коридору. Мэнди затаила дыхание, ее взгляд скользил вверх-вниз по девушке, которую она когда-то знала. Она была высокой, худенькой и с рыжими волосами, зачесанными на одну сторону. Одета в узкие джинсы, кеды и мешковатую кофту. На запястье несколько браслетов, на шее цепочка с крестиком. Она выглядела взрослой, но в ее чертах лица Мэнди видела ту самую девочку. Подойдя к входной двери, она скривила губы, и Мэнди словно вернулась в прошлое.

Петра заговорила с женщиной на другом языке. Та пожала плечами. Девушка приобняла ее за плечи и тихо сказала: «Będzie wszystko w porzadku»[1]. Женщина разразилась длинной тирадой, а Петра слушала и кивала, временами бросая взгляд на Мэнди. Женщина все говорила. Петра что-то прошептала и показала гостье палец, как бы прося подождать минутку.

В этот момент Мэнди заметила ее ногти. Выкрашенные в серебристый цвет, длинные, изящно изогнутые, как бусины, из которых плетут браслеты. Затем посмотрела на свои обгрызенные ногти и сложила руки на груди, чтоб их спрятать. Женщина замолчала и зло посмотрела на Мэнди. Затем развернулась и поплелась к лестнице. Петра дождалась, когда она поднимется, и только тогда заговорила.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она. – Как узнала, где я живу?

– Привет, – ответила Мэнди, проигнорировав вопрос.

Петра с подозрением посмотрела на нее, будто ее только что посетила какая-то мысль. Вышла за порог и окинула взглядом улицу.

– Ты никого с собой не привела?

– А кого я должна была привести?

– Policja, – сказала Петра. – Полицию.

– Ты просила никому не говорить, и я молчала. Ты обещала, что свяжешься со мной, и не связалась. Я никого не привела, но, если ты не расскажешь мне, что тогда произошло, я отправлюсь прямиком в полицию.

Взгляд Петры сканировал дорогу за спиной Мэнди.

– Я не вру. И до сих пор говорила только правду. Это ты соврала.

Петра прислонилась к перилам. Напряжение ее отпустило.

– Я собиралась с тобой связаться. Если бы ты сегодня не появилась здесь, я бы написала тебе и передала письмо в школе. Все некогда было. У меня много работы.

– Где ты была, Петра? – прошипела Мэнди. – Вся страна тебя ищет. Твой папа…

– Тебе нужно объяснение. Но в этом доме полно людей…

В этот момент открылась дверь на кухню, молодой парень высунул голову и позвал кого-то по имени. Петра что-то сказала ему на другом языке, и дверь закрылась.

– Ты сменила имя.

– Разумеется.

Снова это презрение. Взгляд девушки сместился в сторону, словно она делилась с кем-то, насколько гостья тупая. С таким же успехом она могла сказать: «Прикинь!» Мэнди внимательно посмотрела на нее: челюсть напряглась, черты лица заострились от злости. Петра тут же закрыла глаза и прошептала: «Przepraszam». А затем сказала:

– Извини.

Протянула руку и коснулась рукава пальто Мэнди.

– Я расскажу тебе, но не здесь. Чуть дальше по дороге есть парк. Ты иди, я буду через пять минут.

– Я никуда не пойду.

Петра стояла неподвижно, но в ее голове явно крутились мысли – уголки рта подергивались, глаза бегали туда-сюда.

– Я была к тебе несправедлива, – наконец сказала она, взяв себя в руки. – Захвачу куртку, и вместе пойдем в парк. Там мы сможем поговорить.

Она вернулась в дом и поднялась наверх, куда ушла женщина. Состоялся быстрый разговор, Мэнди слышала перебивающие друг друга голоса. Затем Петра вернулась в зеленой стеганой куртке. Она не стала ее застегивать, и полы куртки разлетались при каждом движении.

Мэнди последовала за ней по улице, Петра шла впереди на пару шагов. Мэнди не могла поверить, что эта девушка была здесь; она словно воскресла из мертвых. Дойдя до парка, она направилась к скамье.

– Где ты была? – перешла она сразу к сути, как только уселась.

Парк казался сырым и коричневым, к скамье слетелась куча листьев. Некоторые из деревьев обнажились, клумбы засадили анютиными глазками. Детская площадка стояла пустой, за исключением девушки с коляской. Мимо них на скутере проехала женщина, рядом с ней бежала собака.

– Я все объясню, – начала Петра. – Но сначала скажи, ты видела моего папу?

Мэнди кивнула, вспомнив Джейсона Армстронга на сносе дома.

– Как он?

– Не очень.

Мэнди вцепилась в край скамьи и почувствовала, как под пальцами крошится дерево. Почему Петра просто не могла все рассказать?

– Что случилось,? В тот вечер? Когда вы вошли в дом?

– Все просто. Мы с Тиной вошли. Ты знала это. Была там. И спрятались на кухне. Там было темно, а дверь в гостиную – приоткрыта, так что мы смогли заглянуть внутрь. Мистер Мерчант – тот старик – сидел в кресле. Тина нервничала. Ей не хотелось идти. Она сделала это из преданности мне.