Шестерка воронов - Ли Бардуго

Каз дал ему еще пару секунд на лихорадочные поиски, а затем опустил локоть и резко дернул вверх, из-за чего Хельвару пришлось ослабить хватку. Каз с легкостью выскользнул, ударив тростью под правое колено парня. Огромный фьерданец рухнул на пол. Когда он попытался снова встать, Каз пнул его.

– Лежи, жалкий скив.

Хельвар упорно пытался подняться. Он был быстрым, а тюрьма сделала его сильным. Каз треснул его по челюсти, а затем дважды молниеносно ударил кончиком трости по широким плечам фьерданца. Тот пораженно смотрел на свои онемевшие и беспомощные руки, висящие по бокам.

Каз перевернул трость и прижал воронью голову к горлу Хельвара.

– Еще раз шевельнешься, и я так раскрошу твою челюсть, что остаток своих дней ты будешь есть через трубочку.

Матиас застыл, но его голубые глаза горели ненавистью.

– Где помилование? – проревел он. – Я видел, как ты прятал бумагу в карман!

Каз сел на корточки и достал сложенный документ из кармана, который еще секунду назад казался пустым.

– Это?

Фьерданец попытался дернуть своими бесполезными руками и испустил низкий животный рык, увидев, как бумага исчезла из пальцев Каза, словно испарилась в воздухе. В мгновение ока она вновь появилась у него между пальцев. Он повернул листок, дав возможность мельком увидеть строки, затем провел по ним пальцем и показал Хельвару абсолютно чистый лист.

– Демжин, – пробормотал Матиас. Каз не говорил по-фьердански, но это слово знал. Демон.

Едва ли. Он набил руку, наблюдая за шулерами и жуликами Восточного Обруча, и часами практиковался перед грязным зеркалом, купленным на первый заработок.

Каз осторожно постучал тростью по челюсти Хельвара.

– На каждый трюк, который ты видел, у меня есть еще тысяча других. Думаешь, год в Хеллгейте ожесточил тебя? Научил драться? Тюрьма показалась бы мне раем, когда я был ребенком. Ты двигаешься как бык, но не продержался бы и трех дней на улицах, где я вырос. Это твой единственный билет на волю, Хельвар. Не испытывай мое терпение. Кивни, если понял.

Тот поджал губы и кивнул.

– Отлично. Думаю, сегодня нам придется заковать твои ноги в кандалы.

Каз встал, схватил со стола новую шляпу и врезал напоследок фьерданцу по почкам – на всякий случай. Порой эти громилы не сразу понимают, когда следует остановиться.

10. Инеж

Уже на следующий день Инеж увидела, как все детали схемы, придуманной Казом, постепенно становятся на свои места. Ей было известно, что он обсуждал дело с каждым членом команды, но знала лишь фрагменты его плана. Это была игра, Каз всегда играл.

Если у него и возникали сомнения по поводу того, что они задумали, он этого не показывал. Хотела бы Инеж разделять его уверенность! Ледовый Двор был построен так, чтобы противостоять натиску армий, наемников, гришей и шпионов. Когда она сказала об этом Казу, он просто ответил:

– Но его не строили, чтобы противостоять нам.

Самоуверенность Бреккера действовала на нервы.

– С чего ты взял, что мы сможем это сделать? Туда нужно отправить другие команды, тренированных солдат и шпионов, людей с многолетним опытом!

– Эта работа не для солдат и шпионов. Она для бандитов и воров. Ван Эк это знал и поэтому обратился к нам.

– Ты не сможешь потратить свои деньги, если умрешь.

– Значит, я буду приобретать дорогостоящие привычки в потустороннем мире.

– Знаешь разницу между уверенностью и наглостью?

Он повернулся к ней спиной и резко дернул каждую перчатку.

– Если я захочу послушать проповедь на эту тему, то обращусь к тебе. Хочешь выйти из игры – так и скажи.

Она выпрямила спину, и на защиту ей пришла уже ее собственная гордость.

– Матиас не единственный незаменимый член этой команды, Каз. Я нужна тебе.

– Мне нужны твои навыки, Инеж. Это не одно и то же. Ты можешь быть лучшим пауком, ползающим по Бочке, но ты не единственная. И тебе следует помнить об этом, если хочешь получить свою долю.

Она не произнесла ни слова, – не хотела показывать, как ее разозлила его речь, – а затем покинула кабинет и с тех пор с Казом не разговаривала.

Теперь, направляясь к гавани, девушка гадала, что заставляло ее идти этим путем.

Она могла покинуть Керчию в любой момент. Сесть на корабль, плывущий в Новый Зем, или вернуться в Равку и найти семью. Инеж надеялась, что они были на западе, в безопасности, когда началась гражданская война, ну или нашли себе убежище в Шухане. Сулийские караваны годами ездят по одним и тем же проторенным дорогам. Она с легкостью может красть все, что потребуется для выживания, пока не найдет их.

Но это бы значило, что ей придется сбежать, не выплатив долг Отбросам. Пер Хаскель обвинит во всем Каза, и тот будет отрабатывать за нее. А она оставит парня уязвимым без Призрака, который собирал бы для него секреты. Но разве не он сказал, что ей легко найти замену? Если им удастся провернуть это похищение и вернуться в Керчию с невредимым Бо Юл-Баюром, ее доли будет более чем достаточно, чтобы выкупить контракт с Отбросами. Она погасит долг перед Казом, и у нее больше не останется причин торчать в этом забытом всеми святыми городе.

До рассвета оставался только час, а на улицах было полно людей. Девушка держала путь из Восточного в Западный Обруч. Сулийцы часто говорили: «Сердце – это стрела. Ему нужна цель для меткого попадания». Ее отец любил повторять эти слова, когда она училась ходить по проволоке или кувыркаться в воздухе. «Будь решительной, – говорил он. – Ты должна знать, куда хочешь попасть, прежде чем достигнуть цели». Ее мать смеялась над ним. «Это про другое, – улыбалась она. – Ты убиваешь всю романтику». На самом деле он этого не делал. Отец обожал ее маму. Инеж помнила, как он повсюду оставлял ей маленькие букеты из дикой герани: в буфете, в кастрюлях, в которых готовили еду для каравана, в рукавах ее нарядов.

«Рассказать тебе тайну настоящей любви? – спросил он ее однажды. – Мой друг часто говаривал, что женщины любят цветы. У него было много романов, но он так и не нашел себе жену. Знаешь почему? Женщины любят цветы, но лишь одна из сотен тысяч любит аромат гардений в конце лета, напоминающих ей о крыльце бабушкиного дома. Лишь одна из них любит цветы яблони в синей чашке. Лишь одна любит дикую герань».

«Это мама!» – воскликнула Инеж.

«Да, мама любит дикую герань, потому что не существует других цветов этого оттенка, и она утверждает, что, когда ломает стебель и заправляет его себе за ухо, весь мир пахнет летом. Многие парни будут дарить тебе цветы. Но однажды ты встретишь того, кто запомнит твой любимый цветок, твою любимую песню, твои любимые сладости. И даже если он окажется слишком бедным, чтобы принести их тебе, это не будет иметь значения, потому что он потратит время, чтобы узнать тебя так, как не знает никто другой. Только он заслужит твою любовь».