Спящие красавицы - Оуэн Кинг

— И позволить природе взять верх.

Хотя это и не была форма природы, с которой он был знаком.

Она вздохнула.

Они вышли в зал, и начальник тюрьмы сказала Куигли, чтобы тот передал всем: никто не должен прикасаться к наростам на Макдэвид.

2

Заключенные, работающие в деревообрабатывающем цехе, принимали пищу в самом цехе, а не в тюремной столовой, и в хорошие дни им разрешалось обедать на улице в тени здания. Сегодня день был хороший, за что Жанетт Сорли была благодарна. Первые признаки головной боли появились, когда она пропалывала сорняки в огороде, пока доктор Норкросс разговаривал по телефону, и теперь боль проникла глубже, словно стальной стержень просунули внутрь головы от левого виска. Вонь от лака все усугубляла. Только свежий воздух мог приглушить эту боль.

В десять минут двенадцатого две красноблузочницы — доверенные лица администрации — прикатили стол с бутербродами, лимонадом и чашечками с шоколадным пудингом. В двенадцать, раздался звонок. Жанетт сделала последний штришок на ножке стула, которую она точила и выключила токарный станок. То же самое сделали полдюжины заключенных. Уровень шума снизился. Теперь единственным звуком в комнате — уже пекло, хотя еще даже и не июнь — был устойчивый пронзительный вой Пауэр Века,[91] который Ри Демпстер использовала, чтобы убрать опилки между последним рядом станков и стеной.

— Выключай, заключенная! — Проревел Тиг Мерфи. Он был новым охранником. Как и большинство новых охранников, он много кричал, потому что все еще не был уверен в себе. — Обед! Ты не слышала звонка?

Ри начала:

— Офицер, мне нужно еще немного времени…

— Выключай, я сказал, выключай!

— Да, офицер.

Ри выключила питание Пауэр Века, и тишина дала Жанетт надежду на облегчение. Ее руки в рабочих перчатках онемели, и голова болела от вонючего лака. Все, чего она хотела, это вернуться в старую добрую камеру № 7 Крыла В, где у нее был аспирин (одобренный зеленый препарат, но не более десятка в месяц). Тогда, возможно, она смогла бы проспать до ужина, который в Крыле В начинался в шесть.

— Выстроились в линию, руки вверх, — крикнул офицер Мерфи. — Выстроились, руки вверх, дайте мне увидеть ваши инструменты, леди.

Они выстроились. Ри стояла перед Жанетт и прошептала:

— Офицер Мерфи слегка толстоват, не находишь?

— Наверное, ел торт с Мишель Обамой, — в ответ прошептала Жанетт и Ри хихикнула.

Они держали свои инструменты: ручные шлифовальные станки, отвертки, сверла, зубила. Жанетт было интересно, разрешен ли заключенным-мужчинам доступ к такому потенциально опасному оружию. Особенно отверткам. Отверткой ты можешь убить, она это хорошо знала. Вот как чувствовалась боль в голове: отвертка. Проникающая. Находишь мягкое мясо и протыкаешь его.

— Может, поедим сегодня аль фреско,[92] леди? — Кто-то говорил, что офицер Мерфи был учителем в старшей школе, пока не сократили факультет, и он потерял работу. — Что значит…

— Снаружи, — пробормотала Жанетт. — Это значит, есть снаружи.

Мерфи указал на нее.

— Среди нас есть стипендиат Родса.[93]

Но он улыбался, так что это не звучало угрожающе. Инструменты были проверены, собраны и помещены в стальной ящик на полу, который затем был заперт. Мебельная команда подошла к столу, схватила бутерброды и стаканчики с Дикси[94] и ждала, пока Мерфи проведет перекличку.

— Леди, вас ждет прекрасный отдых на свежем воздухе. Кто-нибудь, возьмите мне ветчину с сыром.

— Ты получишь её, красавчик, — пробормотала под нос Энджела Фицрой.

Мерфи одарил её острым взглядом, который Энджела приняла с невинным лицом. Жанетт немного пожалела его. Но извините, что купил, тем и владеешь, как говорила ее мать. Она дала Мерфи три месяца. Не больше.

Женщины вышли из цеха, сели на траву и прислонились к стене здания.

— Что тебе попалось? — Спросила Ри.

Жанетт заглянула в глубины своего бутерброда.

— Цыпленок.

— У меня — тунец. Хочешь, поменяемся?

Жанетт было все рано, какая там начинка, она не была голодна, поэтому без сожаления поменялась бутербродами. Она съела сэндвич, надеясь, что это заставит ее голову чувствовать себя немного лучше. Она выпила лимонад, который на вкус был горьким, но когда Ри принесла ей чашку пудинга, Жанетт покачала головой. Шоколад усиливал мигрень, и если ее текущая головная боль превратится во что-то подобное, ей придется идти в медсанчасть за Зомигом,[95] который она хотела бы получить, только если доктор Н. был здесь. К тому же, ходили слухи, что фельдшеры еще не пришли.

Цементная дорожка бежала к главному зданию тюрьмы, кто-то нарисовал на ней классики, которые уже выцвели и подстерлись. Несколько женщин встали, нашли камушек и начали играть в классики, повторяя стишки, которые они, должно быть, узнали в детстве. Жанетт подумала, что это смешно, что застревает в голове у человека.

Она запила последний кусочек сэндвича последним глотком горького лимонада, отклонилась назад и закрыла глаза. Ее голова немного поправилась? Возможно. В любом случае, у них еще было пятнадцать минут, как минимум. Она могла бы немного вздремнуть…

Офицер Петерс выскочил из столярки, как чертик из табакерки. Или тролль, который прятался под камнем. Он посмотрел на женщин, играющих в классики, потом на женщин, сидящих у стены здания. Его глаза остановились на Жанетт.

— Сорли. Иди сюда. У меня есть для тебя работа.

Гребаный Петерс. Он был сиськожателем и жопахватателем, всегда умудряясь сделать это в одном из многочисленных уединенных мест, куда не могли добраться камеры. Он знал их все. И если ты что-то скажешь, ты была близка к тому, чтобы потерять грудь, а не просто получить синяк.

— У меня перерыв на обед, офицер, — сказала она, так мило, как только могла.

— Похоже, он закончился. А теперь подрывай свою задницу, и иди за мной.

Мерфи выглядел не от мира сего, но одно правило работы в женской тюрьме твердо вбили ему в голову: мужчинам офицерам не разрешалось находиться один на один с какой-либо одной заключенной.