Летняя луна - Лаура Кинсейл

Мерлин прикусила костяшки пальцев. Затем она расправила плечи, повернулась и снова яростно принялась за работу.

По утрам, когда все еще спали, она, как и обещала Рансому, выделяла по два часа на работу над усовершенствованием говорящей коробки. В это время секретарь мистер Коллетт постоянно был к ее услугам, готовый сейчас же принести то, что ей требовалось, или переписать аккуратно ее записи и запереть их в коробке, хранившейся в кабинете Рансома.

Рансом хотел, чтобы разговаривать можно было на большом расстоянии. Мерлин соорудила батарею, в которой было больше, чем в прежней, чашечек и пластин, а также усовершенствовала катушку. Иногда прохладным утром Коллетт брал переносную часть устройства и шел с ней куда-нибудь в дальний угол поместья. Вместе они выяснили, что голос гораздо чище передается через эфир, если один из собеседников находится на некоторой высоте – на четвертом этаже дома или каком-нибудь холме. Мерлин размышляла над тем, как сохранить этот эффект, отказавшись от использования домов и пригорков.

Она добросовестно думала над говорящей коробкой и во время своего уединенного завтрака, планируя работу на следующий день. Но все оставшееся время она посвящала тому, что ее действительно интересовало. Когда Мерлин добиралась до бального зала, все мысли ее уже были полностью сосредоточены на летательной машине. Впереди предстояла огромная работа, и это не давало ей расслабиться. Единственным, что отрывало ее от размышлений, были ежедневные встречи с Рансомом. В Большом холле, по пути из комнаты, где подавали завтрак, она каждое утро проходила мимо него.

Он не заговаривал с ней уже три недели, и она не могла определить для себя, удручает ее это или нет. В общем-то, так было даже удобнее, поскольку никто не отвлекал ее, никто не вдалбливал ей всякие глупости вроде долга, репутации, благородных и честных поступков.

Утром он всегда был в костюме для верховой езды. Каждый раз при виде Рансома у Мерлин что-то сжималось внутри. Он выглядел так отчаянно элегантно в высоких лакированных сапогах и безупречном сюртуке, в то время как у нее вечно оставалась машинная смазка на пальцах и грязь на одежде после утренних экспериментов с говорящей коробкой. Постепенно она научилась обращать внимание на эти мелочи. Она замечала, что ни разу его бриджи не были порваны или запачканы, что они сидели на бедрах так же безукоризненно, как и сюртук на плечах – без единой лишней складочки, подчеркивая высокую стройную фигуру.

Сначала, когда они встречались в холле, он желал ей доброго утра. Однако любой разговор с ним, даже простое приветствие, потом долго не давали Мерлин сосредоточиться, так что теперь она лишь кивала в ответ и спешила дальше, вся погруженная в мысли о летательной машине. Со временем он тоже привык ограничиваться кивком.

Она работала целыми днями, до самого позднего вечера. Образ таинственного мистера Пеммини все время подгонял ее. Вудроу еще раз съездил проведать конкурента и привез оттуда тревожную весть. Мистер Пеммини действительно получил финансирование и вовсю занимался своим проектом – его машина должна была не просто летать, но даже перевозить вместе с авиатором еще и пассажира! Потрясенная, Мерлин стала работать еще лихорадочнее.

Когда часы в Большом холле били три часа ночи, она наконец позволяла себе расслабиться. В ночной тишине она устало взбиралась по огромной лестнице и ложилась в чистую постель, пахнувшую фиалками. Только здесь она разрешала себе забыть и о летательной машине, и о говорящей коробке. В эти моменты она всегда думала о Рансоме. И странная грусть закрадывалась к ней в душу, прежде чем усталость брала свое и Мерлин глубоко засыпала.

– Я предлагаю, чтобы в палате по этому поводу выступил Джордж Рид, – сказал Рансом и улыбнулся.

Его собеседник усмехнулся:

– Да, пожалуй. – Заместитель министра финансов встал. – Очень продуктивная беседа, Деймерелл. И благодарю вас за гостеприимство. Больше я здесь не задержусь.

– Не задержитесь? Разве вы не останетесь на выходные?

– Глубоко сожалею. Я собираюсь выехать в Лондон завтра утром. Но прежде чем уехать, Деймерелл, я хотел бы взглянуть на эту чудесную крылатую машину, о которой постоянно слышу от ваших гостей.

– А, это. – Улыбка увяла на лице Рансома. Он небрежно махнул рукой. – Просто большая игрушка.

Заместитель министра улыбнулся:

– И все же, как я понял, вы пожертвовали ради нее бальным залом.

– Она развлекает детей. Любого возраста.

– Хитро! Но мне-то вы можете доверять. Вы уверены, что это не станет триумфом военной техники? Боже мой, Деймерелл, какое было бы достижение, если бы эта штука заработала.

– Я на это не рассчитываю, – сказал Рансом.

Собеседник похлопал его по плечу:

– Мальчик мой, отведите меня к этой причудливой штуке и позвольте вынести собственное суждение.

– Разумеется. – Рансом склонил голову в легком сухом поклоне и жестом показал в сторону двери.

В общении с Мерлин он избегал конфронтации. Он нарочно не разговаривал с ней, чтобы дать ей время обвыкнуть и, что еще важнее, соскучиться по его вниманию. Во время последнего разговора стало очевидно, что он давил на нее слишком сильно и требовал ответа слишком быстро. Поэтому Рансом яростно погрузился в работу, отстранившись от всех домашних дел. В таком огромном поместье, как Фолкон-Хилл, это было нетрудно. Ему лишь иногда приходилось разделять трапезу с кем-нибудь из гостей, кому он хотел оказать особую честь. Все остальное время он проводил, закрывшись в собственном просторном крыле дома.

Вслед за заместителем министра он вышел из комнаты:

– Вообще-то я сам увижу ее в первый раз.

Шаги отозвались эхом в длинном сводчатом коридоре.

– Вы раньше не видели? Вам должно быть стыдно, Деймерелл. Неужели вам совсем чужда романтика и вы полностью растеряли свои юношеские мечты? Клянусь, я сам мальчишкой сидел, свесив ноги, на ветвях самого высокого вяза в округе и мечтал стать птицей и парить в воздухе!

– Очаровательная картина.

– По-моему, я сказал лишнее: мне кажется, что вы запомните это мое признание и однажды используете против меня в палате. Но ничего не выйдет. Я не стыжусь мечты своего детства, да и вам тоже не следует. Спуститесь же с высот своего положения и признайтесь: вы не меньше, чем я, хотите, чтобы эта штука полетела.

Рансом покачал головой:

– Я бы предпочел, чтобы ее разобрали и увезли из моего дома. Но… я влюблен.

– Ха! Единственное, во что вы влюблялись до сих пор, было место в Вестминстере, в зале парламента. Вам давно пора снова жениться, Деймерелл. Вы становитесь надменным, как старик.

– Спасибо за наблюдение. Я буду работать над собой.

Заместитель министра усмехнулся:

– Да, я вижу, вы хорошо принимаете критику. Ладно, дорогой друг, вы уж меня простите. Я понимаю, вам надо держаться с достоинством, подобающим вашему положению. И молоденькая, хорошо воспитанная жена без налета городских вольностей – это как раз то, что нужно.