Полуночные грехи - Кимберли Логан

Первое заключение не всегда бывает правильным.

Напрягая последние силы, Коннор кое-как поднялся вверх по каменным ступеням своего дома и вошел в темный холл. Он был измотан до предела. Скоро должно было взойти солнце, но пока его лучи не озарили горизонт, и в здании стояла гулкая, гнетущая тишина.

С той поры, как он помог Джиллиан выйти из наемного экипажа и оставил ее у парадного входа в резиденцию вдовствующей герцогини Мейтленд, потерянную и печальную, прошло почти сорок восемь часов. За это время Коннор изо всех сил старался стереть из памяти то, что произошло между ними в хижине Хайрама. Но теперь он начинал осознавать, что сделать это будет чертовски сложно. Может, и совсем невозможно.

В его ушах все еще раздавались ее нежные стоны наслаждения, пальцы все еще ощущали шелковистую кожу, а на языке чувствовался медовый вкус ее губ и ягодная сладость ее сосков.

И Коннор все еще видел перед собой выражение лица Джиллиан, когда он заявил ей, что ему не следовало целовать и ласкать ее.

Поморщившись, будто от боли, он бросил шляпу и перчатки на столике в фойе и поднял руку, чтобы откинуть назад со лба выбившуюся прядь волос. Коннор понимал, что ранил ее своей притворной невозмутимостью, и ненавидел себя за это. Но он не сомневался в том, что поступил правильно, когда оттолкнул Джиллиан от себя. Если бы он занялся с ней любовью, не обращая внимания на то, в каком месте их застала страсть, да и вообще забыв о препятствиях, что разделяли их, то сильно усложнил бы жизнь как ей, так и себе.

А если он прав насчет того, кто совершил все эти убийства, то для Джиллиан самым лучшим выходом будет держаться от него как можно дальше.

Коннор направился к кабинету. Слова Элмера Пэтчетта так и звучали в его голове: «Передай этому сопляку Коннору и его маленькой шлюшке, что все только начинается».

Бог мой, это все же Йен Траск, по-другому и быть не может. Ему было противно даже думать об этом, но послание убийцы звучало так же, как говорил с ним когда-то отчим. Траск был единственным человеком из его окружения, нынешнего или прошлого, в чьем извращенном сознании мог бы возникнуть такой чудовищный план мести.

Войдя в кабинет, Коннор зажег лампу и подошел к серванту, плеснул немного бренди в резной хрустальный бокал и без промедления выпил его, откинув назад голову, а потом тут же налил еще. Обычно он не злоупотреблял алкоголем, особенно в такое время суток, но ему ужасно хотелось отключиться от внешнего мира. А в этом крепкие напитки были хорошими помощниками.

Похоже, прошлое вернулось и начало преследовать его, чтобы отомстить.

Два дня назад, сразу же после того, как он расстался с Джиллиан, Коннор нанес визит на Еоу-стрит и поговорил с Толливером. Сыщик сначала расстроился, что они больше не будут пользоваться помощью леди Давентри, а потом внимательно выслушал его рассказ и согласился, что надо изучить возможность побега Йена Траска из застенков Ньюгейтской тюрьмы.

А пока руки Коннора были связаны. Ему нечем было помочь расследованию, кроме как быть все время начеку и ждать развития событий. Навязанное бездействие и сопровождавшее его чувство беспомощности очень тяготили Коннора.

Сколько еще пройдет времени, прежде чем Траск нанесет очередной удар?

Усевшись в мягкое кресло, Коннор откинулся назад и скрестил ноги. Он мрачно смотрел через решетчатое стекло окна, откуда лились розовые лучи медленно встающего солнца. Пиккадилли постепенно просыпалась. Иногда слышался стук повозки о мостовую, пробегал мимо какой-нибудь слуга по своим утренним делам. Но Коннор ничего этого не замечал. Он был слишком поглощен мыслями о том, в какой кошмарный сон превратилась его жизнь.

И раздумьями о девушке. Она стала занимать в его голове гораздо больше места, чем следовало. Больше, чем Коннор был готов признаться даже самому себе.

Он постоянно думал о Джиллиан.

Сотрудники «Грейсон и Монро шиппинг» вчера утром наконец-то вернулись на работу. Коннор провел весь день и вечер в конторе, пытаясь решить все накопившиеся проблемы, а также разобраться в горах деловых бумаг и корреспонденции, ожидавших его в кабинете. Но даже там образ Джиллиан постоянно отвлекал его внимание. Каждый раз, когда он закрывал глаза, то видел опять ее, распростертую на кровати в лачуге Хайрама, с затуманенным, блаженным выражением лица; опять смотрел на обнаженную упругую грудь совершенной формы, чувствовал под собой ее бедра, которые Джиллиан охотно раздвинула, чтобы пропустить его нежные пальцы.

Даже сейчас, при воспоминании об этом, его мужское естество дернулось от возбуждения.

Поздно вечером, когда он наконец появился дома, то не знал, куда деться от ощущения тяжести и боли во всем теле, от докучавшей ему нерастраченной страсти. Несколько часов он крутился без сна в кровати. Потом решил все-таки встать, одеться и нанести визит Селине. Любовница встретила его, как и всегда, с радостью. Но в тот момент, когда она прижалась губами к его рту приветственным поцелуем, Коннор понял, что ему не следовало приходить.

«Это не та женщина, которую ты хочешь!» – кричал ему внутренний голос.

В его объятиях была тонкая, гибкая фигурка, без тех мягких и сексуальных изгибов, о которых он мечтал. А вместо тонкого аромата жасмина и специй, что так сильно ему полюбился, его носа коснулся крепкий запах роз.

Этого оказалось достаточно, чтобы его плоть поникла раньше, чем он начал снимать одежду.

Ему была нужна только Джиллиан, и больше никто. Его цыганка.

К чести Селины, к его внезапной холодности она отнеслась с пониманием. Коннору показалось, что такое случалось с ней и раньше. Но когда она проводила его из своей изящно убранной квартиры, расположенной над магазином платья, то на пороге почему-то печально улыбнулась ему, вполне сознавая, что это была последняя их встреча.

– Кем бы она ни была, – мягко проговорила Селина, – она очень счастливая женщина.

Вспоминая теперь ее слова, Коннор покачал головой, рассеянно крутя бокал с бренди между загрубевшими пальцами. Хотя они льстили его самолюбию, правда заключалась в том, что даже Селина была слишком хороша для такого, как он. А Джиллиан... Боже, она казалась ему недосягаемой. Его одержимость ею была почти смешной.

Тогда почему от осознания того, что ему никогда не будет позволено назвать ее своей, внутри его все переворачивалось и скручивалось от боли?

Осушив бокал последним глотком, Коннор отставил его, откинул голову на мягкую спинку кресла и в изнеможении закрыл глаза. Но Джиллиан продолжала мучить его, Ее образ мелькал перед внутренним взором Коннора, пока он не зарычал от злости.

Почему она не может оставить его в покое? Но как она смогла стать такой необходимой ему за столь короткое время? Никогда раньше у него не было ощущения такой близости с женщиной. Его влекло к ней не только физически, но и духовно. Ее сила, ум и упрямство то интриговали, то злили его. А ее способность к пониманию и желание слушать заставили его довериться ей, поделиться тем, что он до нее не рассказывал ни единой живой душе.