Нора Вебстер - Колм Тойбин

— А ведь было сухо? — спросила Уна.

— Дождь или вёдро, а для меня это был день третьей лунки, — сказал Шеймас.

— Сам Кристи О’Коннор[29] не выбил бы мяч оттуда, — посочувствовал аптекарь.

— Но можно ведь как-нибудь, — заартачился Шеймас. — Когда я жил в Каслбаре, у меня был айрон[30], с ним могло бы получиться. Она легкая, и свинг[31] устрашающий.

— А почему бы снова его не взять? — спросила Уна.

— Проиграл в покер, — ответил Шеймас. — А парень, который клюшку выиграл, стал чемпионом клуба и в том году, и в следующем.

Аптекарь отправился в бар за выпивкой.

— Мне нравится здесь больше, чем Россларе, а вам? — обратился Шеймас ко второму мужчине. — Люблю хорошее поле на девять лунок. Некоторые от Росслара без ума — и, может, правы, если играть на выходных, когда народу меньше. Зато со здешними тихими буднями ничто не сравнится.

— Много было игроков? — спросила Уна.

— Почти никого. Четыре дамочки играли двое на двое. Не знаю, кто такие. В этом нюансы нового города. А вы играете? — переключился он на Нору.

— Нет, — ответила Нора.

— О, это великая игра. Не просто спорт, а возможность познакомиться с городом. О нем можно тоже судить по гольф-клубу.

Когда аптекарь вернулся с напитками, Уна отправилась в туалет. Нора пошла за ней.

— Потерпи еще немного, — сказала Уна.

— Не переживай за меня, — ответила Нора. — Когда Морис был жив, я привыкла к разглагольствованиям о “Фианна Файл”, к выборам становилось похуже конечно, но все это мило, такая болтовня расслабляет, потому что можно вообще не слушать.

Она хотела сказать, что именно подобные разговоры Морис всю жизнь презирал — презирал почти столь же глубоко, сколь она сейчас. На миг ей показалось, что Уна готова обидеться на совет не слушать, но та, взглянув в зеркало, улыбнулась:

— Я понимаю, о чем ты.

Позднее к их компании присоединился мужчина со спутницей, которую представили как невесту. Нора постепенно сообразила, что это тот самый знакомый Элизабет — Рэй. Рэю понадобилось чуть больше времени, чтобы вычислить, кто такая она.

— Она много о вас рассказывает, — заметил Рэй. — Говорит, что в жизни не видела такой работящей сотрудницы. Наверно, ей лучше не знать, что я сегодня выбрался в свет. То есть лучше не рассказывать про меня.

— У нас с Элизабет полно других тем, — ответила Нора.

— Да уж, поболтать она любит. Мне ли не знать.

— Она отлично разбирается в своем деле, — сказала Нора тоном, который, как она понадеялась, положит конец этому разговору. — Вся в отца.

— Замечательная девушка, — отозвался Рэй и приложился к своей пинте.

— А знаете, когда я сказала Элизабет, что собираюсь сюда, она ответила, что тоже, возможно, заглянет — попозже, если выкроит время. У нее, как вы знаете, очень напряженная светская жизнь.

Это была неправда. Нора ничего не говорила Элизабет, но хотела посмотреть, как он себя поведет. И она осталась довольна, когда Рэй тревожно заозирался, как будто высматривал выход.

* * *

Утром она удивилась, обнаружив, что Элизабет пришла раньше нее.

— Птичка, которая давеча побывала в гольф-клубе, напела мне, что у вас была долгая беседа с Рэем, — сказала Элизабет.

Нора была уверена, что никого из Гибни в гольф-клубе не было. Она не представляла, кто еще мог доложить об этом Элизабет.

— Он мне сам позвонил, — ответила та на невысказанный вопрос. — Я вчера уже приготовилась к выходу, когда он позвонил и заявил, что хочет лечь пораньше. Так что я никуда не поехала. А потом ему позвонил Шеймас, признался, что до смерти вас боится, и попросил о поддержке.

— Боится меня? Да нет же, ничуть он не боялся!

— Это слова Рэя. Рассказал, что ваша сестра запретила Шеймасу говорить с вами о гольфе — пусть, мол, выберет тему посерьезнее, потому что вы очень умны. А Шеймас вконец разнервничался, в результате только о гольфе и трепался и уверен, что вы считаете его конченым мудаком.

— Мудаком? — Нора впервые услышала это слово из уст Элизабет. — Мне он показался милым. Но я рада слышать, что напугала его. Хотя и проявилось это забавно.

Элизабет не подозревала, что Рэй был в клубе с невестой, но Нора, сочтя, что сообщать об этом незачем, приступила к работе.

* * *

Близилось Рождество, и Нора с облегчением услышала, что Уна собирается провести его с Кэтрин, а последующие дни — с Шеймасом. Перспектива развлекать Уну и Шеймаса в обществе Джима и Маргарет сулила испытание, которого ей точно не вынести. Она не знала, пытался ли Джим взорвать гольф-клуб в пору своего бунтарства, но не сомневалась, что у него имеется вполне определенное мнение о его сливках. И вряд ли Джим с энтузиазмом воспримет отчеты Шеймаса об успехах в какой-то игре.

На праздники приехали Фиона и Айна, и поднялся немалый шум. Девушек пригласили на пирушку в городской бар-салон. Когда Нора воспротивилась, сказав, что Айне еще рано ходить по барам и вообще ей нужно учить латынь к экзамену, та ответила резко, осведомившись, должны ли они с Фионой после напряженного семестра торчать в дальней комнате у телевизора — с Норой, Доналом и Конором. Норе пришлось умолкнуть. Айна ни разу не говорила с ней в таком тоне, и Нора почти развеселилась. Однажды девушки вернулись в четыре утра, и Нору подмывало спуститься и выяснить, где они пропадали, но сдержалась, решив осведомиться днем, когда вернется с работы.

В воскресенье перед Рождеством она пригласила на чай Джима и Маргарет. Маргарет первым делом отправилась поболтать с Доналом, а Нора осталась с Джимом, едва отзывавшимся на ее попытки завязать беседу. Но при появлении Фионы и Айны он просветлел.

Нора не запомнила, с чего начался разговор о Северной Ирландии. Она знала, что Айна посещает школьный дискуссионный клуб, и однажды слышала ее выступление, но не думала, что они там обсуждают политику.

— У нас есть девочка, — сообщила Айна, — у которой в Ньюри[32] родственник, и она говорит, что это позор. Не понимаю, как мы такое допустили. По-мо-ему, общество, в котором творятся такие вещи, должно за многое ответить.

— Забавно, — сказал Джим, — что когда меня интернировали в Керраге, нам поначалу не нравились ребята из Лимерика[33], потому что им хотелось организовать соккерную сборную[34], но потом мы поняли, что они никому не желали зла. Впрочем, мы так и не привыкли к северянам. Это они отделились от нас.