Дитя Ойкумены - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ну же! – подначивала эта ладонь. – Давай!»
Только что на ее глазах герцог спас брата Линды. А может быть, их всех. Герцог, не носивший шпаги вопреки традициям эскалонского дворянства. Герцог, одетый как профессор университета. Знатный гранд Оливейра-ла-Майор, который, проснувшись в допросной камере, больше ни разу не сказал брамайнам, что он – эскалонец, а не ларгитасец. Мир рушился вокруг Регины. Трусость скидывала позорную одежку, превращаясь в здравомыслие. Отвага подозрительно напоминала идиотизм. А мечты о том, как сама Регина, победив блокаду кси-контроллера, скрутила бы мозги террористов в бараний рог – и потом давала бы интервью репортерам, восхищенным подвигом смелой супердевочки…
Я – дура, вздохнула дочь капитана ван Фрассена.
Ох и дура же я!
…дверь открылась не по расписанию. Первым вошел свистун, следом – плечистый коротышка. За ними на пороге маячил незнакомый брамайн в зеленом комбинезоне врача. В руке он держал старомодный саквояж.
– Что с девочкой? – врач кивком указал на Линду.
Раскрыв саквояж, он достал медсканер.
– Что это? – спросил врач.
Рауль в смятении отступил:
– Не знаю.
Он смотрел на Линду, как на врага. Так бывает. В самом бедственном положении, едва возникает что-то непредвиденное, выходящее за рамки уже свершившегося – начинаешь искать врага. Не выход, не способ решения – врага. Им может оказаться близкое тебе существо.
Паника не выбирает.
– Вы, родной брат, не в курсе?
На экране сканера четко была видна височная кость девочки. «Гроздь» кси-контроллера вцепилась «усиками» в чешуйчатую ее часть, над слуховым проходом. Несколько более длинных «усиков», змеясь, отходили в барабанную и каменистую части. Регина знала, как это выглядит и называется. Доктор Клайзенау шел навстречу любопытству «лебедят», щедро уснащая объяснения анатомическими терминами.
– Маячок! – рявкнул Святой Выбор. Маленький брамайн побледнел, кожа его, темная от рождения, сделалась пепельной. – Проклятье! Нас могут обнаружить в любую…
– Отставить!
– Ты не понимаешь! Если у девчонки стоит маячок…
– Отставить! Это приказ!
Врач заговорил таким тоном, что в пыточной, казалось, похолодало. Дождавшись тишины, он еще раз внимательно изучил результат сканирования. Потом присел на корточки и долго, очень долго смотрел на Линду, сжавшуюся в комок. Девочка еле слышно всхлипывала. Вряд ли от нее стоило ждать вразумительного ответа.
– Здание экранирует сигнал, – наконец сказал врач. – Это, конечно, если сигнал есть. Слой земли, опять же. Нас до сих пор не нашли. И все-таки нельзя игнорировать…
Он вздохнул, глядя на Линду с непонятной тоской.
– Я надеялся, что до этого не дойдет.
– Вы! Вы не посмеете!
Крик Рауля сменился хрипением. Святой Выбор, не оборачиваясь, локтем ударил молодого человека в живот. Бил брамайн с большим знанием дела. Рауль скорчился и упал на колени, ловя ртом воздух. Даже не взглянув на жертву, Святой Выбор что-то спросил у врача. Врач, подумав, ответил. Никто из заложников не понял ни слова – брамайны говорили на незнакомом, «птичьем» языке, изобилующем цокающими и щелкающими звуками.
– И все-таки хотелось бы знать: что это? – закончил врач на унилингве.
– Это нейростимулятор, – сказала Регина.
Такое с ней случилось впервые. Всё вдруг стало неважным. Плен, угроза; обстоятельства. Ее словно вознесло над ситуацией на скоростном лифте. Моя жизнь, подумала Регина. Моя жизнь внизу, далеко-далеко, и не имеет никакой ценности. Одна из миллиардов. Если кто-то захочет описать мою крошечную, мою бестолковую жизнь, ему хватит сотни слов. Или ему придется рассказывать о папе и маме, Линде и учителе Гюйсе, дяде Себастьяне и докторе Клайзенау – обо всех, соединенных с моей жизнью десятками «усиков», как «Нейрам-4» соединяется с височной костью.
Убери любого, и жизнь Регины ван Фрассен станет ущербной.
О да, мысли девочки были проще и эфемерней. Вряд ли спустя минуту она сумела бы связно восстановить этот пассаж. Но от него остался странный отзвук. Словно в храме, наполненном людьми, стоящими на коленях, отзвучал взятый на органе аккорд – и наступившее молчание было совсем другим, чем молчание предыдущее.
– Это нейростимулятор.
– Откуда ты знаешь? – спросил врач.
– У меня стоит такой же.
Заложников убивают, думала Регина. Заложников всегда начинают убивать – по одному, желая устрашить тех, кто медлит принять решение. Сериалы не врут. Если брамайны уверятся, что Линде вживлен маячок, они убьют ее первой.
Думалось легко, с обжигающим холодком.
– Иди сюда.
Когда на сканнере обозначилась височная кость Регины с вживленным в нее «Нейрамом», врач кивнул. Лицо его просветлело, разгладились суровые складки у рта. Даже Святой Выбор – и тот довольно хмыкнул. Запомни, приказала себе Регина. Одна неожиданность – это паника. Две одинаковых неожиданности подряд – призрак стабильности.
– У тебя тоже? – врач повернулся к Раулю.
Сидя на полу, молодой человек отрицательно замотал головой.
– У тебя?
– Нет, – сказал герцог.
– А если я проверю?
– Ваше право.
Врач еще раз кивнул.
– Зачем вам поставили стимуляторы? – спросил он у Регины.
– Мы интернатские. Больные.
– Диагноз?
Он разговаривал с Региной, как со взрослой.
– Угнетение, – она судорожно вспоминала слова Гюйса. Учитель говорил это, когда объяснял первичный механизм локального захвата пси-объекта. – Угнетение… э-э… биоэлектрической активности мозга. Врожденный дефект.
– Как при общей анестезии?
– Не знаю, – честно ответила Регина.
И по лицу врача поняла, что выдержала очередное испытание.
– Их можно удалить?
– Да, – она не смела, не могла надеяться. – Но доктор Клайзенау говорил, что это сложная операция.
– В каком смысле?
– Надо знать код сборки каплечипов.
– Ларгитасцы, – угрюмо буркнул врач. – Великие техноложцы. Значит, код сборки? Без стимуляторов вы превратитесь в дебилов? Впадете в летаргию?
– Нам ставят стимуляторы, когда мы покидаем Ларгитас. На всякий случай. Дома мы обходимся без них. Инъекции, специальные процедуры… Доктор Клайзенау уверял, что с возрастом всё наладится.
– Сколько ты выдержишь без стимулятора?
– Неделю. Или две. Неделю – точно.
– Твой стимулятор можно засечь снаружи?