Корпорация Лемнискату. И начнется отсчет - Наталья Косухина

– Интересно, что же это? – приподняла брови я.

– Скоро узнаешь! – интригующе ответила Лидия и направилась в сторону двери.

На пороге комнаты она обернулась и, немного помявшись, сказала:

– Ольга, только прошу тебя… Что бы в жизни ни случилось – не руби с плеча. Семь раз отмерь – один отрежь. Многое может случиться, но надо уметь давать людям шанс.

Дверь медленно закрылась.

Где-то я уже это слышала…

* * *

Лидия не шутила по поводу мероприятия. Уже на следующий день после того, как мне разрешили вернуться в свою комнату, доставили приглашение.

Планировался вечер для узкого круга – только для работающих на Лемнискату, и мне было очень любопытно, как именно он будет проходить. Первый раз я получила приглашение на подобное закрытое собрание.

Намечалось оно на сегодняшний вечер, и я первым делом полезла в шкаф критически осмотреть свои наряды. Знаю, может, это глупо с моей стороны, но ничего не могу с собой поделать. Не могу я плохо выглядеть на рауте, каким бы он ни был, если там будет присутствовать Алексей.

Впрочем, переживать было не о чем. Мама, увидев на балу, что на меня обратил внимание Разинский, переслала мне половину гардероба. Так что выбор имелся неплохой.

Я решила надеть весьма скромное, но изящное и красивое платье. Оно состояло из нижнего платья желтого цвета, облегающего фигуру сверху, а от талии ниспадающего волнами до пола, к которому вторым слоем было пришито тончайшее черное кружево с вплетенными серебристыми нитями. Кружево покрывало и маленькие рукавчики-фонарики, украшало лиф платья, а от груди к талии тонкие складочки присборивала большая серебряная брошь, отчего силуэт казался еще более изящным, эфемерным. Кружево верхнего платья при малейшем движении расходилось, и в просветах полыхал желтый шелк нижнего, а серебряные нити, казалось, жили своей жизнью, мерцая в свете свечей. Бальные туфельки и белые перчатки до локтя завершали мой вечерний туалет.

Сложнее пришлось при замазывании узоров, которые теперь навсегда обосновались на моем лице и теле. Но оттенок бежевого крема удачно подходил к коже, и при его использовании отметины были практически не заметны, – если, конечно, не знать, что искать.

Занятая такими эстетическими вопросами, я даже не заметила, как пролетело время. Я уже минут пять кружилась перед зеркалом, когда раздался стук в дверь. Открыв ее, я узрела на пороге Разинского.

Сегодня он был одет в черный элегантный фрак, белоснежный жилет и такую же рубашку, высокий воротник которой украшал сложный узел шелкового черного галстука, а также классические брюки из тончайшего сукна. Весь его облик буквально кричал о его врожденном аристократизме и прекрасном вкусе.

– Добрый вечер, – поцеловав мне руку, творец бесцеремонно оглядел меня с головы до ног.

Нахал!

– Меня послали сопроводить вас в зал для приемов.

По виду Разинского было сложно сказать, что он рад этому факту.

– Кто-то боится, что меня украдут по дороге или я заблужусь? – чуть приподняв брови, поинтересовалась я, беря веер и выходя из комнаты.

Мой вопрос Алексей проигнорировал, и мы в полном молчании направились к лестнице. Пройдя по длинным коридорам, оказались в большом зале, полном гостей.

Помещение было окружено крытой галереей, и я невольно посмотрела вверх, любуясь лепниной высокого купольного потолка, опирающегося на белоснежные колонны. В центре зала сияла сотнями свечей огромная люстра, и ее свет отражался в мраморе колонн.

Все присутствующие блистали нарядами, драгоценностями, вежливо друг другу улыбались… Вот только что скрывалось за этими улыбками?

У входа нас ждал Джеймс, и мы все вместе двинулись вдоль зала, мимо расступающихся гостей. В их числе поприветствовали и председателя Государственного совета. В ответ мужчин удостоили кивка, а мне поцеловали руку, задержав ее, я бы сказала, дольше положенного, при этом сверкнув темными глазами и вызвав чувство deja vu.

После мы отошли чуть в сторону и разместились в креслах рядом с сильными мира сего. Осмотрев зал, я отметила, что трое творцов, как обезьянки, выставлены на всеобщее обозрение.

Покосившись на хмуро рассматривающего гостей Алексея, я решила не раздражать его еще сильнее и чуть подалась к Джеймсу:

– Эти мероприятия всегда так проходят?

Джеймс посмотрел на меня и, улыбнувшись, спросил:

– А что вас смущает?

– Это как-то… странно. Как будто мы…

– …выставлены напоказ? – хмыкнул Разинский.

– Алексей! – прошипел Джеймс.

– Все в порядке, – улыбнулась я ему. – Я уже привыкла.

Разинский покосился на меня.

– А почему бы нам не спуститься с помоста и не принять участие в общих развлечениях?

– Думаете, мы не пытались? Но за отдельным столом – там, где сидят министры и остальные бюрократы, – наше появление никому не понравится. Смешаться с толпой гостей? Так там мы тоже никому не нужны.

Я удивленно посмотрела на Джеймса.

– Но ведь творцы очень уважаемы!

Алексей громко, мученически вздохнул, и я почувствовала себя полной дурой.

– Лемнискату очень многое делает для нашей страны, – принялся объяснять Джеймс, – но вам стоит кое-что понять. Несмотря на всю свою значимость, для окружающих мы уроды, мутанты с отклонениями. Они боятся нас. Даже представитель власти прячет лицо и свою личность, боясь, что мы можем изменить его судьбу. Мы сильнее, выносливее остальных, нас очень сложно убить. Все это порождает зависть. Яростную, жгучую зависть. Но самый главный наш талант порождает еще и страх: ведь мы можем изменить их будущее и их настоящее, их жизнь. Каждого из них. Еще в прошлом веке за такие способности вас бы сожгли или запытали, заковали, умертвили… Тогда творцов было больше, но Лемнискату была не в состоянии защитить всех, и такие, как мы, веками горели на кострах. Заживо.

Мне стало дурно.

– У вас еще будет возможность посмотреть на это: творцы первой степени много путешествуют во времени, – вклинился в рассказ Алексей.

Вот что за человек?!

– И даже сейчас император и правительство нас боятся, – продолжил свой рассказ Джеймс, не обращая внимания на друга. – Да, они благодарны нам за то, что мы позволяем им жить в сильной империи, но не задумываются над тем, на какие жертвы нам приходится ради этого идти. Предпочитая откупаться от нас деньгами, нас боятся и ненавидят. А не посвященные в тайну корпорации просто избегают. Люди ведь тоже животные в какой-то мере, и их чутье подсказывает им, что мы другие, выделяемся из толпы.

После всего услышанного я чувствовала себя раздавленной.

– Но не переживайте так! В отделе пятнадцать творцов второй степени и целых пятьдесят – третьей. Так что можете утешиться: мы не единственные отщепенцы общества, – «порадовал» Алексей.