Кто такой Лу Шортино? - Оттавио Каппеллани

Продавец сосисок вложил в нее бутерброд и пиво.

«Ягуар» дона Лу бесшумно катил по нижней части исторического центра Катании, заполненной шумной толпой молодежи. Отсюда он свернул на узкую улочку, на которой, как ни странно, не было ни души. В каменной стене углового дома, на высоте двух метров, было устроено нечто вроде миниатюрного алтаря. Под фотографией лежали свежие цветы и красовалась надпись: «Франческо Спампинато, 1967–1985»– Квартал назывался Сан-Берилло.

Здесь, между улицами Пистоне и Финанце и площадью Белле, такие мини-алтари – одно из следствий разборок сутенеров и рэкетиров – попадались повсюду. «Ягуар» двигался с плотно закрытыми окнами, и благодаря освежителю воздуха и включенному на всю мощь кондиционеру в него не просачивалась с улицы жуткая вонь мочи. Местные проститутки работали в старых домах без канализации, и помои здесь обычно выливали прямо на улицу. Мимо небрежной походкой прошествовали две задастые негритянки в одних лифчиках и трусах. Они шли, покачиваясь на высоких каблуках и выгнув спины, на первый взгляд лишенные позвоночника. Их лица покрывали уродливые шрамы – то ли следы кислотного ожога, то ли племенные насечки.

Машина свернула за угол. Ой-ой-ой, сколько же их здесь было!

Шлюхи стояли вдоль всей улицы, у каждой открытой двери. Марокканец в шелковом халате толкал тележку из супермаркета, груженную банками с пивом и термосами с кофе. На углу, опершись одной ногой о стену и оглядывая окрестности цепким взглядом, пристроился продавец музыкальных дисков.

Черная проститутка весом в добрый центнер и с лицом в темных пятнах, как будто засиженным мухами, едва завидев на улице автомобиль, быстренько шмыгнула в дом и с треском захлопнула дверь. Загремели засовы. Она пряталась на всякий случай, потому что запаздывала с платой за жилье.

На деревянном стуле сидела единственная здесь белокожая шлюшка в красном нейлоновом балахоне, читавшая старый потрепанный журнал. Из ее стоптанных тапок выглядывали грязные ступни, на полу стоял пластиковый поднос с остатками курицы. Шлюшка ковыряла в зубах мизинцем правой руки. Оторвавшись от журнала, она зазывно посмотрела на проезжающий «ягуар».

Пиппино неспешно свернул налево, пересек улицу Сан-Джулиано и через улицу Каза-дел-Мутилато выехал на площадь Театро-Массимо. Оставив музыкальный театр справа от себя, он остановил машину перед лестницей Палаццо деле Финанце – образцом столкновения в архитектуре стиля Муссолини со стилем барокко.

Пиппино вышел из машины, огляделся по сторонам, застегнул пиджак и лишь затем открыл дверцу перед дедом и внуком. Все трое двинулись ко входу во дворец: Пиппино в своей коричневой тройке шагал впереди, низко опустив голову, дон Лу и Лу – оба в черном – следовали за ним.

Так же первым Пиппино вошел в распахнутые двери дворца.

На лестничной клетке, заставленной стульями, толпились молодые «быки», по случаю воскресенья и встречи с американцами нарядившиеся в темные костюмы.

С недавних пор они стали носить с собой сицилийские карты и прямо здесь, на лестничной площадке, резались в брисколу. Раньше эти же самые парни носились на мотороллерах по всему Сан-Берилл о, собирая с шлюх дань наличными, которую затем свозили во дворец.

Все изменилось в тот день, когда Соннино, поколотив одну потаскуху, у которой между сисек висел медальон с изображением папы Пия, вдруг осознал, что от нее пахнет фиалками – точно так же, как пахло в комнате его матери, очень набожной женщины, чудом оправившейся после серьезной болезни. И тогда он заставил местных проституток бросить свое ремесло и поступить на работу в кинотеатры, на дискотеки и в пабы. А его «быки» занялись сбором жалоб и претензий. Во дворец с проклятиями и упреками повалили десятки шлюх, перебравшихся сюда из глухой провинции. Они мечтали обеспечить себе сносную жизнь в городе – скопить денег, открыть счет в банке, найти мужа. А тут на тебе – их неожиданно превратили в служащих, берущих кредиты.

– Что это за хреновина такая – «кредит»? Здесь написано «место жительства»… И что на фиг мне писать?

Все без исключения шлюхи, приехавшие из деревни, спали и видели, как покупают себе «мерседес».

– На фига мне заниматься проституцией, если я не могу купить себе «мерседес»!

– Но ты больше не шлюха, – пытались втолковать им «быки». – Теперь ты работница на зарплате.

– Да пошли вы в жопу с такой работой! У меня в деревне все знают, что я занимаюсь проституцией, а я в weekend заявлюсь туда на «панде»? И мужа мне тоже найдете вы?

Соннино пытался решить и эту проблему. Он полагал, что будет совсем не трудно выдать замуж завязавших шлюх, имеющих постоянную службу. Так нет же, в этом гребаном городе все гребаные мужики желали жениться на разбогатевшей шлюхе, а вовсе не на работнице на зарплате.

Чтобы как-то исправить ситуацию, Соннино начал продавать шлюхам подержанные «мерседесы». Заодно отмывал кое-какие денежки. Взамен шлюхи обязались вести себя как порядочные женщины.

Больше от них ничего не требовалось.

Но если становилось известно, что какая-то из них пробовала заниматься прежним ремеслом в кинотеатрах, на дискотеках или в пабах, ее сурово наказывали, как в старые добрые времена. И даже суровее. «Можете отделать ее как бог черепаху, – разрешал Соннино своим парням. – В данном случае это будет вполне этично с вашей стороны».

Увидев Пиппино в сопровождении американцев, парни вскочили на ноги. С бесконечными извинениями и расшаркиваниями их обыскали и только после этого распахнули перед ними двери. «Пожалуйста, проходите, синьор Соннино вас ждет. Пожалуйста, пожалуйста, вам сюда».

Кабинет Соннино напоминал элегантный офис торговца автомобилями: металлическая мебель, кожаная обивка кресел, на столе – включенный компьютер, счета, письма на фирменных бланках и маленькая модель «мерседеса», используемая в качестве пресс-папье. Стены были плотно увешаны фотографиями. На одной подвыпивший Соннино выступал в окружении девиц в бикини, отобранных явно не Хеффнером, или как его там еще. На другой – Соннино в цветастой рубашке и оранжевом галстуке обнимал за плечи обнаженную по пояс девушку; на его правой руке был ясно различим некий металлический предмет, надетый сразу на четыре пальца; украшавшие его синие и красные камни роняли цветные блики. Лу сразу узнал коллекционный кастет. На третьей – Соннино в мокрых и потому кажущихся прозрачными трусах сидел на бортике бассейна, правой рукой удерживая под водой чью-то голову. Он смеялся. В левой руке дымилась сигарета. Мужская рука протягивала ему drink.

Реальный Соннино мало походил на собственные фотоснимки. Черты худого лица казались еще более резкими из-за едва пробивавшейся седой бородки. Круглые солнечные очки с красными стеклами производили впечатление вставленных прямо в глазницы. Он сидел за письменным столом, плечом прижимая к уху телефонную трубку и застыв, как изваяние. Под черным плащом на нем была черная майка. Плащ – не просто плащ, а какая-то хрень от стилиста, из тех, что стоят не одну тысячу евро. Из-под стола, слишком маленького для человека его габаритов, торчали короткие сапоги с посеребренными пряжками, в которые были заправлены потертые джинсы. Выражением лица он больше всего напоминал психопата-маньяка, захватившего детские ясли и теперь присевшего на скамеечку, чтобы обсудить условия освобождения заложников.