Наш бронепоезд. Даешь Варшаву! - Юрий Валин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Щас как даст из всех стволов», – с нешуточной тревогой подумал Пашка.
Герман ткнул локтем:
– Бинокль-то где? Или сразу побежите своих приветствовать, товарищ коммунарий?
Из товарного вагона и с бронеплощадки соскакивали вооруженные люди – расходились от насыпи. Пашка пытался рассмотреть, вроде бы – красные. Сбегавший за биноклем прапорщик заранее плюхнулся на четвереньки, подполз, принялся вглядываться. Пашка крепился-крепился, не выдержал:
– Ну? Кто такие-то?
– Вроде ваши, – мрачно пробормотал Герман. – Или ряженые. Черт его знает. Чего встали-то здесь, у нас?
– С тобой собрались воевать, – насмешливо предположил Пашка. – Сейчас еще пара стрелковых полков подойдет, кавкорпус подтянется, и начнут. Может, ты великодушие проявишь – сразу им сдаваться предложишь?
– Иди ты… – прапорщик опустил бинокль, протер глаза, снова принялся всматриваться. – Слышь, Паш, по-моему, это ОНА там. В военной форме. Глянь сам…
Насыпь в стеклах «цейса» рывком приблизилась. Катерина в окружении военных стояла у бронированного вагона. В новенькой ладной гимнастерке, в щегольских сапогах, только по светловолосой голове и узнать можно.
– А ты говоришь – фаэтон, – растерянно прошептал Пашка. – Смотри, на какой дуре прикатила.
– А если это не она, а ее привезли? – со своей вечной подозрительностью поинтересовался прапорщик.
– Я выйду. А ты присматривайся. Если что, не выходи, пока я второе упражнение из комплекса Миллера не начну делать. Помнишь?
Выходить из кустов на виду у огромного бронированного змея было как-то неловко. Пашка напомнил себе, что бронепоезд есть суть трудовых усилий умелых рук пролетариата. В конце концов, в Екатеринодаре самому приходилось подобную дуру ремонтировать. Там, правда, всего две бронеплощадки было.
Независимо повесив карабин на плечо, Пашка, фальшиво насвистывая, направился прямиком к насыпи. С «Товарища Троцкого» сразу заметили, навстречу вышло человек десять. Пашка с огромным облегчением различил среди них высокую стройную фигурку.
– Здравствуйте, товарищи, – Пашка напоказ поправил ремень с кобурой.
– Здорово, хлопец, – ответил широкоплечий командир, при шашке и бинокле.
– Это товарищ Пашка, – представила Катя. – Ездовой, пулеметчик и вообще мастер на все руки. Как у вас обстановка, Паш?
– Можно сказать, нормально. Слегка побеспокоили, но жить можно. Как вы, товарищ Катя?
– Отлично. Значит, грузимся. Места спальные, полноценные. Оружие и шрифты живенько в вагон. Лошадей грузим? – Катя обернулась к усатому командиру.
– Так глянем, що у вас за клячи. Может, сразу на колбасу? – усмехнулся усач.
– Так, ждите, товарищи. Мы скоро. Пошли, Павел, – Катя хлопнула товарища по плечу.
Пашке совсем не понравилось, как смотрели командиры вслед. Молча, настороженно. И на Катерине никакого оружия – на командиршу такое не похоже.
– Екатерина Георгиевна, ребята живы? В заложниках никак?
– Вроде того. Под присмотром. Мы люди новые, особо доверять нам резонов нет. Но сразу под допрос не угодим. Не трусь, товарищ Павел.
– Это что, подкрепление? Не многовато ли? – поинтересовался Герман, стоя за стволом дерева с карабином наперевес.
– Вижу, бодры и в добром здравии, Герман Олегович.
Катя улыбнулась, и Пашка увидел, как от этой улыбки у бедного прапорщика карабин начал из рук выскальзывать. Вот сколько дураку ни говори… Балбес интеллигентный. Ведь как товарищу она тебе улыбается. Эх, чудо в перьях офицерское…
– Значит, вот что, парни. Следуем прямиком до Одессы. Проезд бесплатный, с охраной и кормежкой. Но оружие придется сдать. Под охрану и расписку. Шмонать до приказа из Москвы нас никто не будет. Мы особая группа ЧК. Так что до окончания проверки можно не суетиться.
– А когда проверят? – угрюмо нахмурился Герман.
– Тогда будет видно. Приходится рискнуть.
– Так они это… по телеграфу, – пролепетал ошеломленный Пашка. – В ЧК разговор короткий. Шлепнут нас, Екатерина Георгиевна.
– Не шлепнут. Мы в пути. Связь плохая. Проверить сложно. Да и не до нас сейчас в Москве.
– Что значит – не до нас?
– По дороге расскажем, – Катя мельком глянула на Пашку. – Новостей много. Только сейчас главное – неназойливо золотой запас протащить. Ты, Паш, уж извини, но свой финансовый вклад в обеспечение победы мировой революции на потом отложи. В Одессе советскую власть облагодетельствуешь. Иначе у ребят все изымут.
– Да я понимаю. Только как мы такую тяжесть протащим?
– Официально. Как шрифты для подпольной типографии.
– Что вы, Екатерина Георгиевна, они первым делом в мешки полезут. Я этот народ знаю.
– Сдадим под расписку. Опечатанными, – Катя похлопала по карману. – Не хмыкайте так презрительно, Герман Олегович. Мы с вами нынче от лица ЧК работаем. С нами шутки плохи. За нами тень Феликса Эдмундовича маячит, пусть он пока будет здоров. Так что нечего торчать столбами.
Пашка запрягал. Герман выкапывал «шрифты». Командирша возилась с мешками, навешивая бирки.
– От чьего лица опечатываете? – мрачно поинтересовался Герман.
– Ломбард № 5, – Катя озабоченно капала сургуч. – Только тут не разберешь без лупы. – Не тряситесь, все нормально будет. Мы хоть и непроверенные, но в авторитете. Без указаний Москвы нас никто не тронет. Команда на броннике – стойкая. Сплошь коммунисты. Тебе, Паш, понравится.
Нельзя сказать, чтобы Пашке так уж понравилось. Особенно когда оружие и тяжелые мешки сдавали. Каптенармус, правда, шутил, когда номера записывал, с ходу предложил один «маузер» на «веблей»[17]поменять. Редчайшая штука, с клеймом английской королевской короны. Катя посулила один «маузер» на ящик патронов и два запасных диска для «льюиса» сменять. Вообще, командирша выглядела веселой, подшучивала. Это малость успокаивало.
Лошадей погрузили в вагон в хвосте поезда. Пашка помогал заводить. Было грустно – свыкся, лошадки хорошие. Добротную бричку, что оставляли у насыпи, тоже было жалко. Уж подумывал, как бы на паре лошадок домой заявиться. Теперь-то тю-тю упряжка.
Пашка рысцой добежал до броневого вагона, откуда махала Катя. Бойцы подхватили за руки, втянули вовнутрь. Паровоз уже дал гудок, лязгнули тяжелые сочленения бронепоезда.
– Проходи, братва, располагайся.
В узком каземате, у бойницы со снятым пулеметом, стояли грубо сколоченные трехэтажные нары. Улыбался Прот. Мигом за шею уцепилась смеющаяся Витка:
– Ой, здоровий, Павлушка!
– Садитесь, – сказала Катя. – В тесноте да не в обиде.