Пункт назначения – месть - Лада Валентиновна Кутузова

дня, ни ночи – лишь сумрак, то ли пасмурный день, то ли белая ночь. Трава беззвучно приминается под ногами – серая тень молодой поросли. Воздух никакой, его не будешь продавать в пробирках с заманчивыми надписями: «аромат озона после грозы», «горный запах вперемешку со снежным» или «морской бриз с примесью арбуза». Здесь же простая формула: аш два о, и все. Лада вспомнила антиутопии, где на разный лад предполагался мир будущего, в котором люди были лишены эмоций, – такая же подделка под настоящий, как этот. И толку, что тут безопасно? Здесь вообще никак. Все равно что вместо любимой еды глотать пилюли с необходимым набором витаминов и калорий.

В этом мире можно жить – вода и еда благодаря скатерти-самобранки есть. Только вкуса никакого! Ешь и не понимаешь что: то ли моченую бруснику со сметаной и сахаром, то ли шашлык с жареной картошкой. Только по внешнему виду и отличаешь. И держишься без срывов лишь надеждой, что это когда-нибудь кончится.

Странно все же в прочитанных антиутопиях, где чувства находились под запретом. В одной из них делали укол в восемнадцать лет, излечивающий от любви. Можно подумать, в пятнадцать никто не влюбляется. А то и раньше. Да и как отличить родительскую любовь от любви к парню? И вообще, что это за семья без любви? Зачем нужна такая семья? Для удобства? Потому что вдвоем финансово выгоднее жить, чем одному? Ну ладно, может быть. Но зато, когда один, не надо подлаживаться под другого, под его привычки. Да и не надо для этого замуж выходить, можно с подружкой квартиру снимать, например. И детей нельзя рожать, если их не любишь! Ведь от детей ни выгоды, ни удобства.

Да и вообще отказ от чувств приведет к деградации. Если нет амбиций, значит, плевать на научные открытия и спортивные достижения. И просто работать не захочешь – зачем? Даже животным ведомы страх и любовь к собственному потомству. А людям предлагают какое-то унылое существование, отбрасывающее их не столько к животным, сколько к роботам, только без встроенной ответственности. На одном «надо» долго не продержишься.

Вот и Лада идет вперед не только потому, что мир в ней нуждается, а потому, что она любит: Любаву, Милену и Данилу. И то, что они умерли, ничего не меняет. Ради них, ради всех тех людей, которых любят такие девушки, как Лада, – тысячи простых девчонок. Вот ради них Лада и не сдастся – чтобы никто не терял своих родителей по прихоти темно-богов.

Как-то быстро все произошло. Шестого мая Ладу схватила навь. В ночь на седьмое девушка и ее друзья поймали волшебных коней и отправились к Берендею. Через день путники покинули дворец и вернулись в Явь, где на них снова напали нави. Девятого мая – небольшая передышка, а на следующий день – путешествие в пятое измерение и ночь у бабы-яги. Вот уже одиннадцатое мая, а отпущенные дни жизни тают, как восковая свеча. И неясно, будет ли в запасе еще трое заветных суток, которые пообещала старая змеебогиня. Сколько идти – никто не знает, ведь сказочный мир не подчиняется законам обычного.

– Слушай, Посвист, – обратилась Лада. – Все спросить хочу: а куда Баба-яга звала Яровита вечером? Он не сказал?

– В смысле звала? – не понял Посвист.

Лада смутилась.

– Ну вы уже спали. А она так сказала непонятно: «И спать уложила», а потом взяла Яровита за руку и повела во двор.

Лель от хохота согнулся пополам:

– Лада, какая ты наивная! Тебе уже семнадцать лет, могла бы и сама догадаться.

От возмущения она чуть не задохнулась:

– С ума сошел! Баба-яга старая. К тому же Яровит любит Живу, ты сам говорил.

Лель отвел глаза:

– Ну любит, конечно. Просто ты же слышала, что привратницы гибнут. А из ниоткуда у бабы-яги новые дочери не появятся. К тому же она не всегда старая.

– Ну и шел бы сам тогда! – разозлилась Лада.

Лель округлил глаза:

– Ты это серьезно? Чтобы я или Посвист…

Рядом удивленно присвистнул Посвист:

– Ну спасибо, сестренка. Мы с Лелем еще не готовы расстаться с детством. Поэтому в таких делах пусть дядька выкручивается.

Их окликнул Яровит:

– Потише нельзя? Мы в походе, между прочим.

И разговор стих сам собой.

После обеда Лада продолжила расспросы:

– А почему Яровит не может находиться в Яви в человеческом облике?

Посвист покосился на дядьку, убедившись, что тот не слышит, и ответил:

– Яровит говорит, потому что он из старых богов, но я думаю, что не из-за этого.

– А из-за чего? – Лада насторожилась.

– Он же не родился богом, – сообщил Лель. – Он был обычным человеком.

– А как же…

– Мы не знаем, – отрезал Посвист, – как именно. Дядька в общих чертах рассказывал.

…Заря занялась рано; казалось, Яровит только недавно глаза сомкнул, как уже вставать. Он повернул голову: совсем рядом на бархатной поверхности манжетки выступила роса. Яровит не удержался, сорвал листок и слизнул каплю воды. У них в деревне девушки по утру выходили в поле и умывались росой для сохранения красоты. Только давно Яровит не навещал отчий дом, с тех пор как поступил на службу к князю. Уже в старшие дружинники выслужился, под началом несколько младших ходят.

От ночи осталось горькое послевкусие – дурной сон привиделся. Его бы смыть по-хорошему, обратиться к волхвам, чтобы подсказали, как избежать судьбу, но некогда – надо выдвигаться в поход. Снилось, будто Яровит сажает дерево. Только кора у дерева черная – пострадала от пожара, да и кроны нет – всего лишь обрубок ствола. Яровит дерево сажает, а земля проваливается, и он знает, что ничего из затеи не выйдет. А еще догадывается, что сожженное дерево – его род, потому что он последний, и из боя он уже живым не выйдет.

Родители долго уговаривали жениться, завести семью. Но Яровит не мог – сердце давно украла Жива. Он увидел богиню как-то поутру. Жива шла по ржаному полю в венке из васильков, солнечные волосы шелком спускались по спине до самой земли. Она улыбнулась ему и исчезла, а Яровит замер, лишь рот безмолвно раскрывался, как у рыбы, выброшенной на берег. Яровит встретил Живу и потерял с тех пор покой, ни одна девушка не могла сравниться с богиней, все равно что тусклая позолота с истинным золотом. А теперь и родители умерли, и отчий дом опустел и разрушается постепенно.

Позимок, парень лет шестнадцати, подал кольчугу.

– Залатать надо, – указал он на порванные звенья слева.

Яровит нахмурился: как раз напротив