Нежное безумие - Л. Дж. Шэн

«Поговорим» – кодовое сообщение для встреч в подвале. Мы не можем рисковать, вдруг родители решат прочитать ее сообщения.

Устав сидеть сложа руки, как неудачник, я открыл дверь. Сейчас половина второго, скорее всего, она спит, но не могу не воспользоваться шансом.

Я постучал в дверь. Ответа нет.

Заглянул в открытую дверь, она лежит на кровати на животе, одеяло все еще заправлено. Каждый день здесь все убирает клининговая компания, будто это чертов отель. Она напомнила мне Вию, которая лежала на траве в тот день, когда мы с Дарьей разорвали письмо.

Думаю о способе рассмешить ее. Как скажу, что задница отлично смотрится с этого ракурса (это действительно так). А может, скажу, что все будет хорошо (не будет).

Останавливаюсь у кровати, провожу пальцами по спине и немного надавливаю – твердая. Погружаю ее в плюшевый матрас до тех пор, пока она не тонет в материале.

– Уходи, – стонет она.

– И упустить прекрасный момент подростковых переживаний? – шепчу я, осознавая, как прекрасно она смотрится под моими ладонями. Будто она была создана специально для них. – Это же практически Нетфликс, только бесплатно.

– Я не хочу ни о чем разговаривать.

– У тебя нет выбора.

– У меня есть друзья.

– Нет, у тебя их нет, – отвечаю я. – У тебя есть несколько людей, с которыми ты тусуешься, но ты никогда не доверишься им. Даже половине. Да даже долбаной четверти. Посмотри на меня.

Она поворачивается на спину, и вздох замирает у меня в груди. Она плачет. Она рыдала несколько часов. Все лицо влажное и опухшее. Я беру в руки ее лицо и прижимаю к себе, укладываю на кровать и обнимаю. Дверь открыта, Фоллоуилы могут проснуться в любой момент и войти сюда. И я на это надеюсь. Им давно уже пора подать тревожный сигнал. Да целую сирену, черт возьми.

– Поговорим.

– Нет. – Она смеется впервые с тех пор, как мы встретились, и вытирает слезы, освобождая место для новых. – Я единственная, кто говорит. А ты единственный, кто слушает. Я даже не знаю, с кем я говорю. Вокруг тебя каменная стена, а моя уже разрушена достаточно, чтобы увидеть, что наши отношения односторонние.

Она права. Я хочу быть ее троянским конем – перескакивать незамеченным через все барьеры. Но я никогда не отдам ей и частичку себя. Я тот, кто только принимает.

– Сделай вид, что я твой друг.

– У меня нет друзей, забыл?

– Отстойно быть тобой, – в моем голосе нет издевки.

– Тогда почему ты здесь?

– Потому что мной быть тоже отстойно.

Потому что отстойно, когда мы вот так лежим вместе, хотя я должен ненавидеть тебя.

Я сжимаю ее в объятиях, а она пытается оттолкнуть. Это заставляет меня держать ее еще крепче, чтобы не оставить ей шансов. Чирлидер против принимающего? Здесь даже не надо быть экспертом в физиологии, чтобы угадать, кто победит.

– Скажи это, – рычу ей в ухо. – Твоя семья придурки. Мама с сестрой задницы, а папа разрывается между вами. Осознай это. Иначе, когда реальность обрушится на тебя, тебе придется справляться в одиночку.

Я говорю, как доктор Филл, потому что единственная вещь, которая делала женщина, родившая меня, – лежала на диване и смотрела его шоу, осуждая людей и не понимая, что сама летит на дно.

Попытка сбежать от проблем лишь приумножает их. Это как раковая опухоль – оставь одну клетку, и она поразит все органы.

Дарья вырывается из моих рук, отчаянно отталкивая меня, мягкий плач превращается в душераздирающие рыдания. Она трясется у меня на груди, но губы остаются поджатыми.

Она не хочет признавать мне, что жизнь в золотой клетке не идеальна.

Я прижимаю ее. Даже когда она орет мне в ухо, как израненное животное. Даже когда морской камешек прожигает мне карман – ее подвеска, желающая вернуться к хозяину. Даже когда крик вырывается из ее груди, и мне пришлось закрыть ей рот ладонью. Я держу ее.

– Иди к своей девушке. Она нуждается в тебе больше, чем я.

Это правда. Адди и Харпер отчаянно нуждаются во мне. Но они не те, с кем я хочу быть.

– Уверен, что это твой первый нервный срыв. – Я вытираю ее слезы. – Я срывался каждый раз. Под мостом. Рядом с кучкой бездомных людей. Я орал на реку и разбивал бетонные стены после того, как исчезла Виа.

Она хотела что-то настоящее и неудобное, что ж, она получает это.

– Я не разговаривал несколько дней после этого. Однажды я ударил себя в лицо, чтобы выяснить, могу ли я плакать. Ответ – нет. А когда умерла моя мать? Я пошел в «Змеиную нору» с надеждой, что Воун убьет меня. Я позволил ему надрать мне зад просто потому, что хотел. Ты же видишь, что я жестяной человек. У меня нет сердца. С тех пор как ушла Виа. Она была моим целым миром. А Адриана и Харпер, я просто забочусь о них, но это не то. Мое сердце было ржавым и до того, как она ушла, но после? После оно исчезло вовсе. Это достаточно правдиво для тебя, Дарья Фоллоуил?

Она вздыхает и смотрит на меня. Ее голубые глаза невероятны, они как два блюдца с бриллиантами. Губы глазастика дрожат от слов, для которых она слишком горда, чтобы высказать. Все лицо блестит от слез и соплей. Я нежно целую ее в кончик носика, она тут же вздыхает. Будто мне есть дело до соплей.

– Ты – Сатурн, – шепчет она. – Сделан из железа и никеля, окруженный защитными кольцами изо льда и камней.

– Откуда ты знаешь это? – я улыбаюсь и знаю, что улыбка слишком теплая. Есть что-то в ее груди, что не должно, но нравится мне. Спустя столько лет я все еще хочу сломить ее. А потом собрать воедино. И продолжать этот цикл снова и снова.

– Бейли знает кучу всего и обо всем. Иногда что-то цепляется ко мне за обедом. Почему ты опоздал сегодня? – спрашивает она.

Потому что я знал, что ты будешь здесь.

– Я виделся с Адрианой, – лгу я.

Я обнимаю ее крепче, так как она начинает извиваться, пытаясь вырваться, а я не позволяю ей.

И когда она вырывается из моих рук, я прижимаю ее к кровати и целую в лоб, не отпуская, пока она не засыпает.

Дарья

Лежа на огромном надувном фламинго в бассейне в римском стиле, я смотрю на солнце сквозь солнечные очки. Солнце похоже на ненависть – красивое, смертоносное и необходимое для выживания. Оно может ослепить вас, но одновременно с этим и заставить двигаться. Ненависть мотивирует лучше, чем любовь. Любовь удовлетворяет и успокаивает. Счастливые люди не движутся. Они просто… существуют. Мы, ненавидящие люди, нечто другое. Мы голодны и отчаянны.