Нежная дикарка - Хелен Брукс

Его руки скользили по ее телу, она с наслаждением вдыхала запах его кожи и уже не могла сдержать дрожи в руках и ногах.

Медленно, бесконечно медленно его губы , продвигались к бархатистой ямке у основания ее шеи, а потом, когда он нежными, неторопливыми движениями расстегнул ее блузку, — и дальше. Под градом его поцелуев ей стало казаться, что она теряет сознание, и, снедаемая неистовым желанием, вызванным как по волшебству его искусными ласками, она затрепетала всем телом.

— Маршалл…

— Да, любимая? — Голос Маршалла звучал глухо и с хрипотцой, она чувствовала, как его тело выдает его неистовое желание, но все же нечто, железный самоконтроль, заставляло его сдерживаться и не переступать черты.

Прикосновение его губ обжигало, она и представить себе не могла, что мужские руки могут быть такими нежными, как эти, которые зажгли во всем ее теле пламя доселе незнакомого желания, грозившего испепелить ее дотла.

— Я этого не вынесу…

— Не вынесешь, лапушка моя? — Она не сразу осознала, что он перестал ее целовать, а его руки не спеша приводят в порядок ее одежду.

— Что случилось? — Она подняла на него затуманенные глаза, но его смуглое лицо было абсолютно непроницаемо.

— Ничего, — холодно ответил он и сел, положив руки на колени.

— Но я думала… — Его глаза неодобрительно сверкнули, и она замолкла.

— Ты думала, я привел тебя сюда, чтобы заняться с тобой любовью? — В его холодном, бесстрастном голосе звучала сталь. Она медленно кивнула. — И ты была права. Разве я не занимался с тобой любовью?

— Да, но… — Она внезапно умолкла. — Не.., я хочу сказать, ты не…

— Я тебя не взял? — Это было что-то непонятное для нее, но имеющее первостепенную важность. — Нет, и этого не произойдет, пока у тебя на среднем пальце левой руки не появится золотое колечко. — Она уставилась на него с нескрываемым изумлением, смешанным с обидой. — Ты всегда считала, что я немногим лучше какого-нибудь петуха на птичьем дворе, — пророкотал Маршалл деланно спокойным тоном, но Келси подсознательно понимала, что такое мнение возмущает его и что обида и гнев глубоко укоренились в его душе. — Я могу доказать твою не правоту лишь одним способом, не так ли? — (Она смотрела на него в полном смятении.) — Я отнюдь не отказываюсь от того, что ты так мило мне предложила, Келси. — Он сделал паузу, чтобы подчеркнуть всю важность сказанного. — Я всего лишь откладываю осуществление.

— Ах, ты…

— Не обзываться! — Его глаза стали твердыми, будто куски оникса.

Она смотрела, как он поднялся и огляделся вокруг — широкие плечи обтянуты тонкой рубашкой, все еще выпачканной в земле, смуглая кожа блестит на солнце. Никогда он еще не казался ей таким умопомрачительно красивым и таким далеким. Им никогда не понять друг друга, это судьба. Чтобы справиться с эмоциями, она прикусила губу до крови. Если он еще раз ее отвергнет, она этого не вынесет.

— Ты понимаешь, о чем я?

— Пожалуй, нет. — Она смотрела на него, не мигая, чтобы на глаза не навернулись предательские слезы. — Я тебя нисколечко не понимаю.

— Если это хоть немного тебя утешит, я могу сказать то же самое о себе, — сухо заметил он, когда повернулся к ней лицом; его глаза снова были мрачны.

— Так зачем же мы тогда женимся? — Гнев придал ей силы, и она рывком встала на ноги. — Мы не подходим друг другу, правда? — Она ощущала жгучее желание сделать ему больно.

— Наоборот. — Его лицо стало жестким, и он внезапно оказался рядом. — Мы идеально подходим друг другу. — Он наклонился и еще раз поцеловал ее, на этот раз бешено, неистово, так что, когда он оторвался наконец от ее губ, она дрожала от страха и возбуждения, а его черные глаза светились самодовольством. — Мы сыграем свадьбу на Рождество.

— Рождество? — Она с раздражением обнаружила, что ее голос дрожит, а щеки заливает горячая волна. — Но ведь до него всего лишь месяц с небольшим.

— Мне очень жаль, но я не каменный. — Он резко развернулся и направился к дороге, и все же она успела заметить, как по его лицу прошла судорога, выдававшая испытываемые им муки неудовлетворенного желания.

Когда через четыре дня Маршалл покидал Португалию, она уезжала с ним. С того дня, когда она согласилась выйти за него замуж, он держал ее на почтительном расстоянии, и, хотя сердце у нее от этого не раз сжималось, в глубине души она чувствовала облегчение. Ей все чаше и чаще начинало казаться, что она попала на огромную американскую горку и летит по ней куда-то навстречу неизвестности.

Если бы я только могла держаться так же холодно и отчужденно, как он, не раз печально думала Келси, когда видела, как его глаза глядят будто куда-то сквозь нее. В тот день в долине она бросила ему в лицо чистую правду. Она его абсолютно не понимала, а ей этого так хотелось. Между тем от него веяло таким холодом, что казалось, он сделан из камня. Однако ей было известно, что на самом деле он совсем другой. По ночам, когда она без конца ворочалась в гостиничной постели, эта мысль не прибавляла ей спокойствия. Да, она знала — его сердце похоронено вместе с его женой, и она уже начала сомневаться, оставит ли его когда-нибудь призрак Лоры.

В аэропорт их отвез Пирес, преисполненный благодарности к Маршаллу и необычайно гордый произошедшим прошлой ночью прибавлением в своем семействе.

— Два мальчика, — едва приехав, сообщил он им, лучась улыбкой. — Во какие… — Он развел руки на величину небольшого бегемотика, и Маршалл снисходительно улыбнулся, а потом, полуобернувшись, незаметно подмигнул Келси. Это был его первый естественный жест за последние дни, и ее сердце так и подпрыгнуло. — Знаешь, как зовут первого? — продолжал Пирес, растягивая рот в улыбке от уха до уха. — Маршалл!! — Он, видимо, считал это большой честью.

— Ну и имечко навьючили на бедного пацана, — саркастически усмехнулся Маршалл в сторону Келси, едва Пирес ушел отнести чемоданы в машину.

«Маршалл? Навьючили?»

— Что ж, тебе это имя не повредило, — спокойно сказала она, глядя в его красивое лицо. — И оно, должно быть, нравилось твоим родителям.

— Об этом мы так никогда и не узнаем, — невозмутимо заметил он, беря ее под руку и ведя через вестибюль гостиницы на воздух, под ослепительное солнце. — Когда мне было всего несколько часов от роду, меня подкинули на ступеньки сиротского приюта, и следов моей матери так и не удалось отыскать. В это время по телевизору в комнате няни шел фильм про войну, в котором главным героем был маршал. Отсюда и имя — жаль только, что она не знала, как оно пишется!

Она пристально вгляделась в его бесстрастное лицо; потрясение мешало ей превратить сказанное в шутку, которая была бы тактичной. Что за начало жизни! Как это на него повлияло? Ей вдруг безумно захотелось протянуть руки, пригнул” к себе его черноволосую голову и прошептать слова любви и нежности, которых он был лишен, будучи ребенком.