Давай прогуляем пары - Мария Манич

— Я с тобой не поеду, Громов. Ты недавно головой бился, и прав у тебя нет. — Складываю руки на груди. — Так что…

— Капец, ты упертая, — опять улыбается Матвей, и мое сердце, вопреки разуму, вновь ускоряется.

Глава 26

Матвей

— Семь утра, придурок… — стонет Клим, пряча башку под подушкой. — Че за приступ мазохизма?

— Нужно было вчера дотащить свою ленивую задницу до кровати, тогда я не смел бы тебя тревожить, — криво улыбнувшись, тыкаю в кофемашину.

Она начинает издавать фыркающие звуки, а валяющийся на диване в гостиной друг — стонать еще жалобнее. Я его даже пледом накрыл, когда заметил с утра его полураздетую тушу, свернувшуюся в позу эмбриона. Где и с кем он шатался до пяти утра, я у него спрашивать не собираюсь. Ледовский большой и самостоятельный пацан и, в отличие от меня, за свою смазливую рожу и драгоценные яйца трясется чуть ли не сильнее, чем родная мать. Влезать в дикие неприятности не в его правилах.

— Дай мне воды, будь другом. Не дай сдохнуть, — бубнит Клим из-под подушки.

Открываю фильтр и, плеснув воды в высокий стеклянный стакан, со звоном опускаю тот на журнальный стол рядом с Айсом.

— Где ты так надрался?

— Америкосов провожал. Водка, банька, икра. Собрали полный шаблон. Медведя с балалайкой только не хватало.

— Звучит пиздато.

— А ты куда сдернул? — спрашивает Клим, показывая свету свою помятую рожу с заплывшими глазами, как у китайцев.

Присасывается к стакану с водой, осушая тот за три огромных глотка. Довольно рыгает.

После выписки из больницы я заехал к матери в дом и забрал из гаража тачку отца. Она стояла некатаная уже больше полугода. Впечатлить хотел одну дико строптивую особу, но она даже не взглянула на фирменные литые диски, сделанные на заказ, тогда как машину Ледовского пожирала глазами и разве что слюнями пол там не закапала.

— Дела были, — отвечаю уклончиво.

— У этих дел ноги от ушей и силиконовые буфера?

Ноги там, дай бог, сантиметров восемьдесят, а размер груди у Леры тянет на жирную двойку. Только ни хера я вчера не смог заценить, потому что Коротышка опять укуталась в тридцать три бесформенные одежки. И ни хера бы она мне не показала, даже если бы я попросил очень вежливо и состроил жалобное лицо, настроение у моей фурии было как у колючего дикобраза. Хорошо, не прописала мне по яйцам. Нужно было сразу догадаться, что к Окс ревновала. Увидела ее в больничном коридоре и сложила в своей хорошей голове схему, которая уже давно морально устарела.

Не стоит у меня больше на Оксану. Мозг зомбировал мой член, и теперь тот встает даже просто от запаха духов Коротышки, на других не работает.

Десять дней я гонял, где успел напортачить и чем заслужил игнор по все фронтам. И переживал, не найдет ли Лера за эти бесконечные однотипные дни кого-то особенного, того, к кому будет нежно прикасаться ласковыми пальцами и при этом филигранно воротить нос.

Пока готовится кофе, растираю лицо ладонями. Я тоже не особо бодр в это славно светлое время суток. Челюсть сводит от приступа зевоты, глаза слипаются, а ведь я, в отличие от Клима, провел тухлый вечер дома, играя в приставку и переписываясь с Коротышкой.

Со мной она вчера так и не села в тачку. Вызвала такси и слишком быстро укатила. Я не успел ей насытиться.

Опять голодный.

Она вынула меня из бана, но отвечала не особо охотно. Пока я терроризировал мобильник в ожидании ее ответов, эта самая упертая и сложная девица из тех, что мне попадались, сначала читала мое сообщение, а затем не отвечала по пятнадцать, а то и больше минут. Хрен знает, чем она там занималась. Явно чем-то более интересным, чем переписка со мной. И это жутко бесило и бесит.

Я хочу завладеть всеми ее интересами. Чтобы ловила каждое слово и задавала вопросы сама. Чтобы улыбалась мне и смеялась над моими шутками. Чтобы не шарахалась, когда я пытаюсь до нее просто дотронуться и… и много еще чего хочу с ней сделать.

У меня скоро правая рука отсохнет или как минимум образуется мозоль, которой там не было с моего дикого периода пубертата.

Залив в себя кофе, тащусь в прихожую. Запрыгиваю в обувь, цепляю на голову бейсболку, толкаюсь в рукава бомбера. Распихиваю по карманам сигареты, телефон, кредитку и остатки нала. Взгляд тормозит на ключах от тачки отца.

Я не привык быть пешеходом. Испытывая судьбу, игнорировал запрет на вождение последние месяцы. Вчера первым делом тоже прыгнул за руль, а сейчас по непонятной причине оставляю ключи лежать на комоде в квартире Клима. Выкатываюсь в промозглую сырость ноябрьского утра на своих двоих.

Засунув руки в карманы бомбера и натянув кепку пониже на глаза, тащусь к автобусной остановке.

До дома, где живет Лера, добираюсь за мучительные двадцать минут в тесном общественном транспорте и успеваю как раз к моменту, когда девица выходит из подъезда.

Громко свищу. Темноволосая голова дергается в мою сторону, и наши взгляды встречаются.

Ее брови взлетают вверх, алый, нетронутый косметосом рот приоткрывается. Так бы и присосался к этим пухлым девственно-чистым губам, но, боюсь, еще одного сотряса мой котелок без последствий не переживет.

Неспешно подходит ближе, опасливо оглядываясь по сторонам. Опять будет заливать про дядю Тагира с ружьем? Вообще, мне нравится, как она за меня переживает. Внутри как-то теплеет от этого, несмотря на то, что уши морозит пронизывающий ветер.

— Доброе утро, малышка, — улыбаюсь.

Ее лицо комично морщится в отвращении.

— Громов, ты что здесь опять забыл?

— Решил проводить тебя на пары.

— Это попахивает сталкингом, — произносит недоверчиво, оглядывая меня с головы до ног. — Будь мы в Америке, я бы запросила для тебя судебный запрет на приближение ко мне.

— Как хорошо, что мы не в Америке, а в старушке России и у нас такого запрета нет. К счастью для меня.

— Я поеду на автобусе, — бубнит Лера. — У тебя все еще нет прав, Громов.

— Вот так совпадение. Я тоже сегодня поеду с тобой на автобусе. А после мы сгоняем за твоей машиной и выясним, какого хрена тебя так долго с ней маринуют.