Антон, надень ботинки! (сборник) - Виктория Токарева

Запела. Кира подхватила второй голос.

Поют, глядя друг на друга.

Кира, Лариска. Ночевала ту-чка золотая на груди уте-еса велика-на…

2

Дом Игнатия. Югославская мебель.

Современное понимание красоты и удобства. Никита, семнадцатилетний человек, сидит за швейной машинкой и шьет.

Зоя. Никита, если ты сию минуту не прекратишь это безобразие, я сброшу машинку с седьмого этажа и разобью ее вдребезги.

Никита. А что я делаю?

Зоя. Вместо того чтобы заниматься алгеброй, ты шьешь штаны.

Никита. Не штаны, а джинсы.

Зоя. Это ж стыдно кому-нибудь сказать. Засмеют.

Никита. …Почему я должен ориентироваться на мнение каких-то людей, которых я даже не знаю?

Зоя. Твой дед был музыкант, отец музыкант. А ты куда себя готовишь? В сферу обслуживания?

Никита. Раньше было главное – иметь высшее образование. А сейчас – совсем другое.

Зоя. Что же?

Никита. Хорошо делать то, что ты делаешь. Не то, чем ты занимаешься. А то, как ты делаешь свое дело. Время снобов ушло.

Зоя. Значит, я сноб?

Никита. Я этого не сказал.

Появляется Игнатий.

Зоя. Скажи ему!

Игнатий. Что я должен ему сказать?

Зоя. Вместо того чтобы готовиться к экзаменам на аттестат зрелости, он поехал в военторг, купил плащ-палатку и теперь шьет себе штаны…

Никита. Джинсы…

Игнатий. Он хорошо шьет?

Никита. Фирма.

Игнатий. Тогда пусть шьет.

Зоя. Он провалится в институт, и его возьмут в армию.

Игнатий. Армия – не тюрьма.

Игнатий пошел из комнаты.

Зоя. Ну скажи же ему!

Игнатий. Что?

Зоя. Он должен делать то, что должен.

Игнатий. А откуда мы знаем, что он должен, а чего нет… Отстаньте от меня. Я устал.

Зоя. Никита, папа должен сейчас заниматься музыкой. Иди в свою комнату.

Никита забирает шитье. Уходит.

Зоя начинает накрывать на стол.

Ты совсем не занимаешься ребенком. Такое впечатление, что тебе все равно.

Игнатий. Что ты хочешь?

Зоя. Я хочу, чтобы ты обратил внимание на своего сына и на себя самого. Ты совсем перестал готовиться к конкурсу. Кончится тем, что ты опять провалишься и останешься преподавателем чтения хоровых партитур.

Игнатий. Ну и что? Я работаю в педагогическом училище, которое готовит учителей пения в общеобразовательной школе. Учителя пения должны уметь читать хоровую партитуру. Что тебя не устраивает?

Зоя. Но ведь твои студенты не собираются быть учителями пения. Они все хотят быть Рихтерами и к твоему предмету относятся как к необязательному. Получается, что ты – необязателен.

Игнатий. Зачем ты это говоришь? Кому я необязателен? Себе? Тебе?

Зоя. Лично мне, клянусь Никитой, совершенно все равно, кем ты работаешь. Но у тебя самого будет плохое настроение. У тебя появится комплекс уходящего времени. Комплекс несостоявшейся личности. Посмотри на Нисневича. Бесслухий гудок. Однако прошел конкурс и теперь, пожалуйста, первая скрипка в оркестре. А ты с твоими данными… Если бы ты занимался хотя бы по четыре часа в день.

Игнатий (безразлично). Хорошо…

Зоя. С тобой, по-моему, что-то происходит. Тебе все безразлично. Может быть, ты болен? Может быть, у тебя открылась язва?

Игнатий. Нет, не открылась.

Зоя. Откуда ты знаешь?

Игнатий. Я бы почувствовал.

Зоя. Ты совершенно за собой не следишь. Ешь не по режиму. Посмотри на Нисневича. Он твой ровесник, а выглядит на двадцать лет моложе. Ты рядом с ним, как дядя с племянником. Посмотри на себя в зеркало: начинающий старик!

Игнатий. Зачем ты это говоришь?

Зоя. Чтобы ты ел. И занимался.

Игнатий подвигает тарелку. Начинает есть.

Игнатий. Ты забыла посолить. Совершенно нет соли.

Зоя. Я не забыла. Соли достаточно в петрушке. Американский доктор Шелтон советует исключить поваренную соль вообще. Назад – к природе. Ведь дикие звери не едят соль.

Игнатий. Я без соли не могу.

Зоя. Привыкнешь.

Игнатий. Но я не хочу привыкать. Почему я должен привыкать к каким-то противоестественным вещам!

Зоя. Человек не собака, ко всему привыкает. Привыкаемость и приспособляемость – это признак высокоразвитой биологической особи!

Игнатий начинает есть.

Вот видишь – ешь.

Игнатий. Мне легче съесть вот это, чем с тобой спорить. Хлеб…

Зоя. Хлеб съешь отдельно через два часа.

Игнатий. Почему?

Зоя. Доктор Брэгг пишет, что не надо есть все вместе, устраивать в желудке свалку. Дикие звери ведь не едят бутербродов.

Игнатий. Потому что им их не дают. И я не зверь, в конце концов.

Зоя. В конце концов, мне это меньше всего надо. Я же для тебя стараюсь.

Пауза. Смотрят друг на друга.

Извини… Я слишком напориста. Да?

Игнатий. Нет. Ничего. Ты права.

Зоя. Я как потный летний душный трамвай, набитый людьми. Да?

Игнатий. Нет. Ты живая. Это хорошо.

Зоя. Игнатий! Ты все делаешь правильно. Никуда не лезешь. Не работаешь локтями. Наверное, ты прав. Но я…

Игнатий. Что?

Зоя. Мне не хватает слов. Ты можешь жить так, как ты хочешь, просто тратить побольше слов.

Игнатий. Каких?

Зоя. Хочешь, я за тебя скажу?

Игнатий. Скажи.

Зоя. «Дорогая Зоя! У меня нет ничего на свете, кроме тебя. Какое счастье, что ты у меня есть».

Игнатий. Так оно и есть.

Зоя. Почему ты этого никогда не скажешь?

Игнатий. Так ты же сама знаешь. Зачем говорить то, что и без того ясно.