Несовместимость - Илана Л
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я слышал, как Аня отложила книгу, вышла на кухню. Звякнули стаканы, потом её шаги раздавались в ванной. И всё же она не выдержала, вернулась в кабинет. Застыла на пороге.
– Аня, иди спать, – не оборачиваясь, сказал я.
Смотрел в темное небо, в надежде, что Даша перезвонит. Издевался над собой.
– А ты? – спиной чувствовал, как она, не отрываясь, смотрела на мобильный, который в очередной раз сообщил о входящем сообщении.
– Мне надо еще поработать.
Врал. Но не мог выносить ее присутствия. Не сейчас. Когда и так душа была не здесь.
– Ты каждый день говоришь одно и тоже, – в её словах звучали упрёк и обида.
Я промолчал. Что сказать? Каждый вечер по одному и тому же сценарию. Обида. Скандал. Истерика. На утешение больше не было сил. Мне было легче, когда она уходила спать, а я мог в тишине остаться в кабинете. Тяжело мне давались такие вечера. Надеялся, что с рождением ребенка что-то изменится. Ведь мы же умудрились как-то прожить вместе три года? Три года, в которых не было Даши. Три года пытался вытравить её из своей души.
– Так что? Ты идешь? – снова спросила, не выдержав, и шагнула ко мне. Каждым позвонком чувствовал Анин взгляд. Её тихие шаги раздались совсем близко. Аня обняла меня со спины, слегка коснулась губами шеи, вздохнула. Почувствовала, как закаменели мои мышцы от ее прикосновений. Отстранилась.
– Я так тебе противна?
– Ань, ты не маленькая девочка и должна понимать, что, если ты хочешь хорошо жить – мне надо работать, – объяснял ей с надеждой, что она всё поймет и уйдет в спальню, не задавая лишних вопросов.
– Ты что поставил себе цель превратить нашу жизнь в ад? – не выдержала она. Аня говорила тихо, но я уже понял – скандала не избежать.
У нас всегда было так: Аня не выдерживала – срывалась, не могла вовремя остановиться. А у меня желания не было успокоить, утешить, – солгать. Раз за разом её истерики становились все сильнее и сильнее. Лавина, набирающая свою мощь, несущаяся с обрыва.
Но во время Аниной беременностью я научился контролировать себя и, вроде, жена тоже взяла себя в руки, осознав, что ругань ни к чему хорошему не приведет. И для ребенка лучше, если нейтралитет будем соблюдать. Только последние несколько недель всё вернулось на круги своя.
– Ты знала, на что шла. Тогда, в больнице, я четко пояснил, какой вижу нашу жизнь. Ты согласилась на всё. А теперь меня упрекаешь, – устало выдохнул я. – С самого начала я сказал, что возвращаюсь ради ребенка. Испугался, что с ребенком что-то случится.
Жена резко убрала свои руки, сложила на груди, встала спиной к окну.
– Тебе только ребенка подавай! А я? – она испытывающе заглядывала в глаза. – Я же не знала, что ты полностью прекратишь со мной контактировать! Полностью! Ты даже не спишь со мной! – Она сорвалась в истерику.
– На что ты надеялась? Что буду спать с тобой из чувства благодарности? – разозлился ее непробиваемости, не смог скрыть раздражения.
Аня cхватила с подоконника мобильный телефон и начала судорожно подбирать пароль.
Закатил глаза. Всё, как всегда. Старался не реагировать. Молча наблюдал как она пальцами нажимала какие-то цифры.
Я старался не реагировать. Молча наблюдал, как она нажимала какие-то цифры. Постарался перехватить ее руки, но Аня увернулась, отскочила от меня на несколько шагов.
– Ань, там ничего нет. Честно, – она зло зыркнула на меня, потом на телефон, и отбросила его на диван.
– Я не верю, что у тебя никого нет. Не такой ты человек, Рома, – более спокойно произнесла она, хотя глаза ее по-прежнему горели.
– Можешь не верить, Ань, но мне честно не до этого, – пожал я плечами.
Жену ответ не удовлетворил.
– А до чего тебе есть дело? - недовольно скривившись, она подошла к окну, на запотевшем стекле начала пальцем прорисовать полуокружность месяца, смотрящего вниз нарисовала на запотевшем стекле полукруг месяца, смотрящего вниз. – Я думала мы избавились от неё. Но её призрак неотступно с нами.
Промолчал. Зачем отрицать очевидное? Даша в мыслях всегда. Въелась под кожу.
– Раз ты не хочешь спать, я побуду с тобой, – не отрываясь от окна, сказала Аня.
– Анют, мне правда следует поработать, – попытался ласковым обращением её успокоить. – Если хочешь порисовать, то, пожалуйста, в другом месте.
Жена обернулась, неожиданно на ее лице заиграла улыбка. Качели её настроения раскачивались в разные стороны – от истерики к задорным огонькам веселья в глазах.
– Да, не хочу рисовать.
Неторопливым шагом, с грацией пантеры, подошла ко мне, провела рукой по груди вверх, коснулась шеи.
– Ром, я хочу тебя, – Аня прижалась ко мне. Проворно расстегнула верхнюю пуговицу на рубашке. Озорно улыбалась, свободно повела плечами, отчего верхняя часть шелкового халата приспустилась, обнажив ее плечи.
Не зацепило. Наоборот. Привело к бешенству.
– Тебе нельзя. Ты, кажется, забыла, – тоном, нетерпящим возражения, еле сдерживая рвущиеся наружу эмоции, отчеканил я. Вернул одежду на место.
– Да, ладно, столько времени прошло, – снова играючи провела по груди.
– Аня, я сказал нет – значит нет!
Жена скривилась, отвела плечи назад, демонстративно виляя бедрами, направилась к столу. Присела на край, закинув ногу на ногу.
Ей казалось, это эротичным. Мне же виделась во всём вульгарность. Противно. До тошноты.
– Если я что-то узнаю, Рома, я лишу тебя родительских прав, – маятник настроения вновь качнулся и замер на отметке «шантаж». И деньги тебе не помогут. Суд всегда на стороне матери!
Она наслаждалась словами. Думала, крепко держит меня за горло, связывает узами любви к еще не рожденному сыну. Не понимала, что терплю её ради него. Но терпение моё не бесконечно.
Взгляд мой заледенел. К раздражению прибавилась ненависть. Сразу вспомнилась библейская притча о царе Соломоне и две матери… А ведь Ане плевать на дитя. Вначале она грозила абортом, теперь решила сменить тактику. Только бы не выпустить из цепких наманикюреных пальчиков денежный мешок. Меня.
Заложив руки в карманы брюк, хмыкнув, медленно прошелся вдоль кабинета.
– Да, да, конечно. Суду будет особенно интересно, на какие средства ты собираешься поднимать нашего ребенка, – спокойно начал я. – Аня, если ты
