Тринадцатая ночь - Алан Гордон

— Сходи, проверь ставни, — прошептал я. — Не хочется, чтобы с площади увидели свет.

Бобо кивнул и осторожно направился в комнату.

— Закрыты наглухо, — сообщил он. — Если бы эта постройка свалилась в море, то поплыла бы по волнам, как корабль.

Я прошел за ним, закрывая фонарь плащом. Гроссбух Исаака лежал на его столе — толстенная пачка бумаг, переплетенная в темную кожу. Я быстро сел за стол, пристроил светильник так, чтобы он освещал книгу, и, расстегнув застежку, открыл ее. Первая страница оказалась пустой. Такой же была и вторая.

— Странно, — проворчал я, когда подошедший Бобо глянул мне через плечо.

Я продолжал листать и наконец нашел заполненную страницу. Бобо тихо усмехнулся. Записи велись на еврейском языке.

— Вы начали не с того конца, — заметил он.

— Я уж и сам догадался, — сказал я, перевернул книгу и начал с другой стороны. — Отличный способ сбить с толку любителей совать нос в чужие дела. Будем надеяться, что он хотя бы имел любезность использовать наш календарь. Никогда не мог разобраться в еврейском летоисчислении.

Как оказалось, любезность он таки имел. Каждая отдельная запись предварялась одинаковой парой строк, выведенных почерком образцовой разборчивости.

— Черт, — сказал я. — Тут используется какой-то шифр. Я не понимаю смысла этих слов.

Бобо слегка кашлянул.

— Извиняюсь, но разве евреи не пользуются для обозначения цифр буквами? Наверное, их нужно сосчитать, тем более, как я вижу, никаких привычных нам цифр в книге нет.

Я смерил его пристальным взглядом и проворчал:

— У тебя есть весьма противное обыкновение всегда оказываться правым.

— Ну извините, — сказал он, пожимая плечами.

Разрешив эту загадку, я стал бегло просматривать сообщения об отгруженных оливках, полученном египетском хлопке, о суммах, вложенных в многочисленные консорциумы, и суммах выплат различным кораблям и наконец дошел до апреля.

— Весной они торговали с Венецией, — заметил я. — Довольно оживленная торговля. Видимо, городские дела шли в этом году просто замечательно. Погоди-ка минутку.

— Что там такое?

— По-моему, я нашел его пустяковую ошибочку.

Он взглянул на отмеченную мною запись и тихо присвистнул:

— Если это пустяк, то хотел бы я знать, что у них понимается под приличной денежной суммой.

— Герцог, графиня и другие состоятельные горожане этого города объединились в синдикат по вложению денег в торговлю. В расчетной книге Исаака преобладали записи о деятельности этого объединения, которая охватывала всю территорию страны и побережье, а также была связана с Венецией, Флоренцией и прочими заморскими краями. Сумма денег, на которую мог бы целый год кормиться этот город, была изъята в апреле и заплачена…

— …некому Алефу, — сказал я, показывая на отдельно стоящую еврейскую букву.

— Интересно, как этого Алефа называют родственники? — ехидно заметил Бобо.

Я продолжал читать. Больше Алеф ни разу не упоминался, пока я не дошел до той страницы, что заполнялась во время моего визита в контору. Оказалось, что такая же сумма была возвращена синдикату.

— Ну, тогда все в ажуре, — сказал Бобо. — Никаких потерь, никаких прибылей.

— А может быть, Исаак и Клавдий поиграли с чьими-то деньгами, — предположил я.

— А может, это вы заигрались, — фыркнул Бобо.

Я удивленно взглянул на него.

— Простите, — продолжил он, явно не раскаиваясь в последних словах, — но какое отношение все это имеет к Мальволио?

— Если Мальволио прикинулся Исааком…

— То Клавдий потворствовал ему, а он совершил кражу, а потом вернул деньги после того, как убил герцога? При всем моем почтении, герр Октавий… — Никогда еще эти слова не звучали более непочтительно. — Это совершенно смехотворно.

— Может быть, его игра оказалась весьма прибыльной, а в синдикат вернулась только исходная сумма. А что касается связи с… Ладно, мне не удается ничего придумать, разве что это часть общего плана мести.

— Месть и деньги несовместимы, — возразил Бобо. — И вообще неизвестно, вернулись ли деньги на самом деле. Это ведь всего лишь учетные записи, цифры и буквы. Написать можно что угодно, но это еще не значит, что деньги были возвращены. Бухгалтерия стала новым дьявольским изобретением нашего мира. По-моему, налицо растрата чистой воды. Более того, она наводит меня на мысль, что эта парочка имела отличный мотив убрать Орсино, и вовсе незачем все сваливать на Мальволио.

— Но кто же послал за мной в Дом гильдии?..

— Неважно. Кто-то из простой вежливости решил сообщить вам о смерти герцога, но за время пути сообщение слегка исказилось, или сам посланец что-то перепутал. Тем не менее вы мгновенно пришли к худшему из возможных заключений и помчались сюда расследовать убийство. А я из-за этого упустил первую появившуюся у меня за много лет возможность участвовать в Празднике дураков непосредственно в Доме гильдии, и теперь мне приходится играть вторую скрипку при шуте, который не способен управляться с собственным смычком и к тому же не просыхает от пьянства.

— Прошу прощения?

— Со временем, возможно, и прощу, но пока я удивляюсь, какого черта мы здесь делаем.

— Проверяем подозреваемых, — ответил я. — Давай продолжим наверху.

Я закрыл расчетную книгу на застежку и поднялся по лестнице в личный кабинет Клавдия.

Было бы слишком щедро назвать его обычной комнатой. Точнее было бы назвать его пустой комнатой, крайне незатейливым помещением, обремененным лишь стулом и столом. На последнем располагался какой-то узкий деревянный ящик около тридцати сантиметров в высоту и двадцати в ширину. Спереди его закрывали две створки, закрепленные на боковых петлях. Я присел и открыл их, чтобы взглянуть на единственную ценность в комнате.

Это оказался складень с иконами, подобный тем, что возят с собой путешественники. На его центральной панели находилось прекрасно выполненное мозаичное изображение Спасителя, благословляющего того, кому посчастливилось высвободить его из этого темного затворничества. На двух боковых панелях располагались миниатюрные сцены жития святых. Слева святой Павел чудотворно спасал какую-то девушку сначала от смерти на костре, а потом от жутких челюстей львов и медведей. А справа другая скудно одетая девица сперва отплясывала перед солдатами, а потом, очевидно приобщившись к истинной вере, проводила свою жизнь в уединенной пещере.

— Святую Феклу я узнаю, — сказал Бобо. — А кто эта святая плясунья?

— По-моему, святая Пелагия. Странный выбор. Должно быть, складень сделан в Константинополе. Посмотри, какие длинные носы. Это византийский стиль.

— Согласен. Но что с того? Мы и так знаем, что он религиозен. В промежутках между трудами на благо герцога он заходит сюда помолиться. Хотя тут особый случай, явно не связанный с римской церковью. Возможно, он грек, или сириец, или даже обращенный турок. Но к нашему делу это не имеет никакого отношения.