Загадки Нострадамуса - Георгий Миронов

Первое высказывание в распечатке «прослушки» он подчеркнул красным фломастером:

«Конечно, господа, наш президент далек от идеалов демократии. Вы спросите, а что в идеале? Я отвечу: демократическая республика. Вы спросите, что же делать с президентом в демократической республике? Мой ответ: мы найдем ему почетную и высокооплачиваемую работу или дадим адекватную его потерям денежную компенсацию. Вы спросите: кто же возглавит правительство республики? Отвечу и на этот вопрос: я. Вы спросите: почему? Я отвечу: потому что я дам на реализацию этого плана больше денег.

Но не спрашивайте, почему я иду на эти хлопоты. Иду, потому что знаю, что нужно России. Недавно меня избрали академиком РАН. Российская академия наук просто так в академики не берет. Правильно, господин Холковский – если только за очень большие деньги. Так вот, как ученый я изучил ситуацию и полагаю, что от реализации моего плана выиграют все. Ваше тихое сопение и молчание воспринимаю как согласие».

Этот пассаж президент еще мог переварить, посчитав проявлением обычной глупости и недалекости Осины (знаем мы, какой он академик)… Но благодаря словам, брошенным как-то даже мимоходом, как нечто само по себе разумеющееся, Осина нажил во втором президенте смертельного врага.

«Холковский: Не боитесь, Владимир Михалыч что в схватке победителем будете не вы?

Осинский: А кто же?

Потугин: Президент…

Осинский: Это ничтожество?

Ребинский: Неосторожненько… Даже если прослушка исключена, я скажу что думаю: он очень серьезный человек, и на политической сцене он очень надолго, я бы всем нам рекомендовал учитывать это и искать пути для долгосрочного с ним сотрудничества.

Осинский: Перестаньте сказать, как говорят, господин Ребинский, у вас в Бердичеве. Еще раз повторю: жалкая посредственность. Он будет смотреть всем нам в рот, пока не заметит, что его время кончилось…»

Гнев президента был ужасен:

– Ну, все… Он переходит все границы. Это его время кончилось. Идиот. Он не понимает, что сейчас уже иной век на дворе. И ничто его не защитит. И никто…

Президент позвонил тогдашнему Генпрокурору Ульянову.

– Что у вас на Осинского?

– А что надо? – боясь попасть впросак спросил тот.

– Что у вас на него? Кожин еще первому президенту докладывал, что для возбуждения уголовного дела достаточно.

– Извините, Василь Василич, я не в курсе. По-моему, по указанию первого президента дело было «рассыпано».

– Так соберите его заново. И доложите. Если материалов достаточно, я дам вам разрешение… Санкцию на арест подпишете лично. И – на ваш личный контроль. Кстати, как там с материалами на Ребинского? Много, говорите? Его не трогать. С ним мы общий язык найдем. Что же касается Осинского… Не тяните с этим. Не забывайте, что от вашей расторопности зависит ваше будущее.

Ульянов это понял мгновенно. И тут же по защищенной от прослушивания линии перезвонил Осинскому, слив весьма дорогую информацию, от которой действительно зависело его будущее.

На следующее утро, дав за ночь множество указаний своим сотрудникам, Осинский вылетел в Лондон. Там его ждал особняк в центре столицы, огромное поместье под Норфолком, веками принадлежавшее лордам Ротфильдам, купленное полгода назад, счета в «Сити-банке» более чем на 15 миллиардов фунтов стерлингов, и сейф с драгоценностями в «Банк оф Лондон».

Ночь прошла беспокойно и для президента. Когда он утром перезвонил в ФСБ, Генпрокуратуру и МВД, чтобы скорректировать свое вчерашнее решение и узнал, что Осинский час назад вылетел в Лондон «по срочному делу», он впервые за эти годы подумал, что уход из Генпрокуратуры Ильи Юрьевича Кожина был не так уж и целесообразен. Да и Кадышеву напрасно дали возможность уйти, затаив обиду на президента. При них такое произойти не могло бы.

Президент приказал принести ему последние материалы на Кожина и Кадышева, включая «прослушки».

– Говорят, что нельзя дважды вступить в одну и ту же реку. Ho кто сказал, что нельзя дважды вступить на одну и ту же должность?

Тогда у него и зародилась гениальная мысль о «двойной рокировке на вершине власти», которая даст стабильность, как он полагал, всей России на долгие годы. Конечно, если он больше не будет делать таких фатальных кадровых ошибок…

Осинский тем временем успокоился, принял ванну, плотно позавтракал, подсчитал чистую прибыль и возможные убытки. По проверенным каналам связи он дал указание перевести «Структуру» на нелегальное положение, «Корпорацию», Медиа-империю закамуфлировать подставными владельцами.

Профессор улыбнулся своим мыслям. С прокуратурой у него были в разные годы разные отношения, а вот с Егором Патрикеевым всегда хорошие…

Серия преступлений, связанных с историческими рубинами, привлекла к себе особое внимание – мало того, к этой тайне ищет подступы Егор…

Нет сомнений, что Валентин Темин из МУРа и его толковые помощники докопаются до самой сути: отвлечь внимание следствия от исторических рубинов подставами – оружием наполеоновской эпохи, убийствами коллекционеров и т. д. – не удастся. Сценарии акций явно пишет силовик, а не драматург.

Все эти преступления – 12 убийств с ограблениями, 23 кражи, одно разбойное нападение и два случая замены рубинов «фальшаками» в экспозициях музеев, объединены какой-то тайной. Пытается ли ее разгадать Егор? Наверняка. А Осинский? Скорее всего. Осинскому он не помощник. А с Егором лучше работать в паре.

Сам Милованов-Миловидов, когда еще читал курс лекций по истории русской живописи в Сорбонне, снял ксерокопии с очень аккуратно сделанного факсимильного издания пророческих катренов Нострадамуса. Десять лет Юрий Федорович бился над переводами, специально изучив для этого древнееврейский и старофранцузский. Арабский и латынь он прилично знал и раньше.

Как далеко мог продвинуться Егор? Будучи профессиональным поэтом-переводчиком – достаточно далеко. Полгода назад он был в командировке в Париже, по его словам, сумел выкроить пару дней и поработал в Библиотеке Сорбонны. Он также рассказывал, что бывал в квартале Феррейру. Осмотрел подвал, где Нострадам выпускал свой знаменитый альманах с пророческими катренами… Егор многое знает, интуитивно ощущает совпадения деталей и фактов…

Нострадамус боялся обвинения в ереси и сознательно наполнял свои стихи труднодоступными для понимания образами, виртуозно, не нарушая размеров и стиля, соединял греческие, латинские, арабские и древнееврейские слова, добавлял слова на провансальском языке, чтобы совсем затруднить перевод и даже записывал катрены справа налево. Среди катренов изредка попадаются незашифрованные, но они не ведут к разгадке кода…

Перед профессором Миловановым-Миловидовым была копия «Книги пророчеств» Нострадамуса 1557 года – ее четвертое, дополненное издание, включающее семь центурий по сто стихов.