Астрал - Роман Афанасьев

Проводник вернулся в коридор и начал одеваться. Надо было еще забрать машину со стоянки и купить какой-нибудь воды. Во рту была жуткая засуха, как в пустыне.

* * *

Свернув с проспекта, Дима нырнул на своей «девятке» в переулочек и через минуту был уже у знакомой девятиэтажки. Старый дом с кусками отваливающейся штукатурки не вызывал ничего, кроме чувства отвращения. Зачем Шеф снял квартиру в этом доме? Для конспирации, что ли?

Дима развернул машину, целя к первому подъезду. Там уже стоял черный джип-коробка, машина Петра. Он любил такие машины — громоздкие и дорогие, «крутые», по его выражению. Дмитрию же было как-то все равно — возит его железная тележка, ну и плевать, как она выглядит.

Дмитрий припарковался рядом с джипом, вылез из машины, поставил ее на сигнализацию и двинулся к дому. Квартира, которую снял Шеф для редких встреч вне офиса, находилась на третьем этаже. Предстояло подняться пешком по лестнице, перешагивая через кучки кошачьего дерьма, и Дмитрий недовольно поморщился. Он уже здесь бывал, и ничего, кроме чувства брезгливости и отвращения, этот подъезд у него не вызывал.

Проводник зашел в подъезд — так и есть. Сразу же наткнулся на следы пребывания в нем большой собаки. А может, и человека.

Дмитрий перешагнул подозрительную кучку и стал подниматься по лестнице. Облезлые стены, на полу размокшие и раздавленные бычки — все это было ему знакомо. Шеф не первый раз назначал ему тут встречу.

Поднимаясь по лестнице, Дмитрий обратил внимание, что на стене появилась новая надпись: «Золотухин — жид». Рядом была нарисована шестиконечная звезда. Надпись была старательно выведена черным маркером, а звезда прорисована с каллиграфической точностью. Чувствовалась опытная рука инженера-чертежника. «Соседи, видать, поссорились», — подумал Дмитрий, проходя мимо надписи.

На третьем этаже, у окна, маялся бездельем здоровенный пацан в кожаной куртке. Коротко стриженный, с перстнем на пальце, он больше напоминал уличного отморозка, чем профессионального охранника. «Мясо», — подумал Дмитрий. Таких пускают в первых рядах, когда жалко опытных людей.

Охранник посматривал по сторонам, изучая надписи на стенах, и Дмитрий подумал, что вскоре многострадальные стены украсит еще одна «гениальная» строчка.

Дима прошел мимо охранника нарочито медленно, не торопясь, коротко кивнув. Тот скользнул взглядом по фигуре Проводника, задержался на лице, прищурился, словно что-то вспоминая... и наконец кивнул в ответ. Работа мысли была вся на лице. Казалось, под стриженой макушкой ворочаются не мысли, а валуны.

Дверь в квартиру была самая обыкновенная, обитая черным дерматином, вся утыканная декоративными гвоздями с широкими шляпками. В центре торчал глазок.

Дмитрий позвонил, и дверь тотчас распахнулась — его ждали. В маленькой прихожей его встретил еще один охранник — уже из личной гвардии Шефа. Такой же шкаф, что и тот, у окна, такая же стрижка. Но глаза у охранника были другие — умные, цепкие, холодные. Этот был из профи — с высшим образованием и военной академией за плечами.

— Дмитрий, — сказал охранник, — вас ждут.

И он кивнул в сторону комнаты. Из-за плотно прикрытой двери раздавались приглушенные голоса. Дмитрий протиснулся мимо охранника, сзади хлопнула, закрываясь, входная дверь.

В гостиной на широком кожаном диване сидели Шеф и Петр. Перед ними стоял маленький столик на колесиках, на котором расположилась тарелка с ломтями красной рыбы, бутылка армянского коньяка и три рюмки. Больше ничего в гостиной не было — только голые стены, оклеенные газетами десятилетней давности, да люстра с одним треснувшим стеклянным плафоном.

Шеф с Петром оживленно беседовали вполголоса, бутылка коньяка была уже на треть пуста.

— Вот и смотри, Петя, — говорил Шеф, видимо продолжая разговор, — вот в такой квартирке я и жил. Ну в точности как моя. Прямо ностальгия какая-то.

Дмитрий шагнул вперед, и Шеф обернулся на звук шагов.

— Дима, — бодро сказал он и взмахнул рукой, — присоединяйся, давно тебя ждем.

Проводник подошел к столику, плеснул в чистую рюмку коньяку и выпил залпом. На босса он не смотрел — сегодня тот был ему противен более, чем обычно. По-жабьи сплюснутая голова, рот до ушей, маленькие поросячьи глазки и бородавка на подбородке с торчащим жестким волоском.

«Господи, операцию пластическую себе бы сделал, что ли, — подумал Дима, подцепляя пальцами кус рыбы, — ведь есть же деньги у буржуя...»

— Привет, — сказал Петр, — ты чего так долго?

Дмитрий кивнул ему, но не ответил — прожевывал рыбу, оказавшуюся довольно жесткой горбушей.

— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросил Шеф, наблюдая, как Дмитрий наливает себе вторую рюмку.

— Плохо, Василь Палыч, — отозвался Дмитрий, — плохо.

— Что, — сказал Шеф, — опять месяц пить будешь?

— Буду, — ответил Дима и залпом выпил коньяк. Василий Павлович поднялся с дивана, который жалобно скрипнул, и подошел к окну

— Дима, — сказал он тихо, — что ты как маленький? Привыкнуть бы пора, третий год уже...

— Да все будет в порядке, Василий Павлович, — воскликнул Петр с наигранным весельем. Он улыбался во весь рот, но глаза его были холодные, колючие. Где-то в глубине проглядывала льдинка страха, которую Дмитрий раньше не замечал.

— Ну, стиль работы у него такой, — продолжал Петр, поднимаясь с дивана, — хорошо поработал, хорошо отдохнул. Ведь мы хорошо поработали?

— Отлично сработали, — согласился Шеф.

Он вытащил из кармана серебряный портсигар с позолотой — громоздкую аляповатую вещь, дорогую и некрасивую, как все игрушки. Василий Павлович извлек из этой драгоценной коробочки маленькую черную сигару — сигариллу и постучал ею о золоченую крышку портсигара.

— Ну, вот вы поговорите тут о том, что такое хорошо и что такое плохо, — сказал он, — а я пойду подымлю немного.

Василий Павлович рывком открыл ведущую на балкон дверь и прикрыл ее за собой.

Петр подхватил свою рюмку, налил себе коньяку и подошел вплотную к Дмитрию.

— Слушай, — сказал он громким шепотом, — ты погоди пока с отдыхом, а? Завтра делаем одно дельце и гуляй себе...

— Хватит, — сказал Дима, — отстань. Я себя такой сволочью чувствую...

Внутри было гадко. То ли коньяк плохо лег на «Очаковское», то ли рыба была несвежей...

— Послушай, — снова зашептал Петр, буквально впиваясь взглядом в Проводника, — я знаю, плохо тебе, плохо. Отдохнуть надо значит. Но тут дельце-то плевое. Попугать надо пару фраеров, что бабло зажали. Просто пугнуть, ничего такого серьезного!

Дмитрий не ответил. Он стоял, опустив голову, крутил в руках рюмку и рассматривал пустую тарелку из-под рыбы. Его немного мутило.

Петр выпил коньяк и тоже покосился на опустевшую тарелку. Рыбы больше не было. Тогда Петр вопросительно посмотрел на Диму, который все молчал. Петр знал, что сейчас ему тяжело, — на Проводника накатил тяжелейший депрессняк. И ближайший месяц Дмитрий будет накачиваться спиртным, стараясь забыть последние ощущения от смерти своего «клиента». Он каждый раз тяжело переживал очередной «заказ», а Петр ходил за ним по пятам и всячески поддерживал. Такая работа была у Петра — следить за состоянием Проводника.