Я пришла попрощаться - Кэролайн Оверингтон

— Сейчас все делают дома. Это гораздо дешевле и проще.

Я подумал, что догадываюсь, для кого дешевле, например для правительства и для больниц, и очень трудно для нас.

Сестра рассказала о лечении Фэт, которое ей назначили и записали в медицинскую карточку врачи. Всегда можно попросить о консультации патронажную сестру, если у меня возникнут какие-то сложности. Я спустился в холл, в комнату патронажных сестер, и там спросил у очередной патронажной сестры:

— Вы обдумали свое решение? Моей дочери очень далеко до выздоровления. Я не уверен, что вы поступаете правильно.

— Но нам нужны свободные койки.

— Я не уверен, что смогу позаботиться о ней. Я все время работаю. Она будет дома одна.

— Зачем же вы согласились быть ее опекуном?

— Да, но я должен работать…

Откровенно говоря, речь шла уже не о работе. Я провел в больнице столько времени, что люди начали обращать внимание на мои объяснения. Медсестра предложила мне другой вариант, и я готов был выслушать ее. Она сообщила, что появилась свободная койка (так говорят все медработники: не «место», не «помещение», а именно «койка») в региональном отделении больницы штата Новый Южный Уэльс и, если мы поторопимся, Фэт сможет получить это место.

Я уже научился разговаривать на языке врачей и спросил:

— Что за койка, какие условия?

— Программа называется Re-start.

Все программы у них носят странные названия.

Я спросил об условиях этой программы. Мне объяснили, что там больные живут коммуной, пытаясь вернуться к прежнему образу жизни. Эта программа финансируется правительством, она бесплатная, но я уже знал, что «бесплатно» для психиатрической медицины значит «долго и бесполезно».

Я спросил:

— И это для людей с психическими диагнозами?

(Ваша честь, обратите внимание на мой язык. Никто так не разговаривает. Никто обычно не говорит — «с психическими диагнозами». Но пребывание в больнице заставляет пополнить свой лексикон.) Патронажная сестра возразила:

— Нет, это не так. Строго говоря, это коммуна для всех, включая людей с психическими заболеваниями. Там находятся бывшие заключенные, которые вышли из тюрьмы, ведь им тоже нужно время, чтобы приспособиться, встать на ноги; люди, которые прошли курс реабилитации после употребления наркотиков и хотят быть подальше от поставщиков; отказники, которые приехали в Австралию, а у них нет рабочей специальности или они не знают английского.

— Я не понимаю, какое отношение Фэт имеет к этим категориям.

— Никакого, но это место финансируется, и я могу сообщить в департамент охраны здоровья, что Фэт необходимо место, так как она должна быть подальше от Пола Хайнца.

Этот довод перевесил все мои сомнения, я понял, что люди поняли, что из себя представляет Пол и что Фэт, конечно же, необходимо находиться подальше от него.

Я хочу внести ясность: все время, пока Фэт была в больнице, Хайнц не появлялся. Я не видел его с того дня, как он отказался идти на марш протеста. Он не звонил и не интересовался здоровьем Фэт.

Но Хайнц был нахлебником. Я не сомневался, что он будет крутиться возле моего дома, чтобы узнать, где Фэт. И приложит максимум усилий, чтобы вернуть ее домой. Поедет ли Фэт с ним? И хотя сама мысль об этом была мне ненавистна, я должен был честно признать: да, поедет. Поэтому я согласился с предложением патронажной сестры.

Перед нашим отъездом мы заполнили все документы. Нам показали буклеты с фотографиями коммуны, где будет жить Фэт. Трудно судить по снимкам, но все выглядело довольно симпатично. Стены были кремового цвета. Там были металлические двери и лампы дневного освещения.

Я поинтересовался у сестры, где находится эта коммуна. Ее ответ просто убил меня, пригнул к земле. Эта коммуна находилась в Тамворте. Ваша честь, Вы знаете, где находится Тамворт? Я никогда там прежде не был, но слышал, что это небольшой городок, где полно музыкантов. Этот городок иногда называли «городом “Большой Гитары”». Я не предполагал, что департамент по охране здоровья отправляет в этот город психически больных людей.

Когда я спросил, почему выбрали именно этот город, патронажная сестра ответила:

— Все продумано. Там создают новые рабочие места, помогают людям освоиться. Легче это сделать в маленьких городах, вдали от мегаполисов.

— Но Фэт никого не знает в этом городе.

— Все предусмотрено. Напоминаю, что это условия программы: она должна находиться в немногочисленном окружении. Лишь врач в этом городке будет знать о ней все.

Я был взволнован. Теперь я смогу видеть Фэт только раз в неделю: расстояние между Форстером и Тамвортом было огромным.

Сестра успокаивала меня:

— Ваша дочь не будет одинока. В том же блоке живут другие люди.

— Кто там живет? Другие психи?

Я еще не полностью усвоил медицинский сленг. Сестра напомнила, что нельзя называть кого-либо психом, и пояснила:

— Ваша дочь будет жить рядом с беженцами из Судана. Они недавно приехали в Австралию и пытаются обустроиться.

Второй раз за день она выбивала меня из колеи. Не потому, что Фэт будет находиться рядом с беженцами, должны же и они где-то жить. Но почему их тоже отправляют в Тамворт? Я спросил, чья это идея. Медсестра объяснила:

— Это часть большого плана. Большинство прибывших не умеют ни читать, ни писать. Они не умеют писать даже на родном языке. Эти люди не знают, как открыть кран, как спустить воду в туалете, как делать покупки в супермаркете и рассчитываться с помощью денег. Нужно приложить усилия и помочь им освоиться. Правительство распределило беженцев в нашем штате и Квинсленде, тут им будут помогать справляться с трудностями.

Я подумал: какого черта, разве это нужно суданцам? Я представлял себе, как босые беженцы идут через Калахари с корзинами на голове, а на следующий день они уже в Тамворте, танцуют возле «Большой Гитары».

Медсестра продолжала:

— Они довольно замкнутые, но, кто знает, может они станут Донне-Фей друзьями?

Хотелось бы в это верить.

Впервые я приехал в Тамворт в начале 2008 года. Я увидел пару суданцев, которые шли вдоль дороги. Они так органично вписывались в пейзаж. Это самые высокие и стройные чернокожие люди, которых я когда-либо видел в своей жизни. У них были яркие, белоснежные белки с красным ореолом. Казалось, что они плачут.

Суданцы шли так гордо, как ходят воины: прямо держали спины, будто продолжали нести на головах корзины. Мне захотелось узнать, о чем они говорят с Фэт.

Я поинтересовался у патронажной сестры (да, в Тамворте у Фэт была патронажная сестра, так же как и в Сиднее): они мусульмане? Не то чтобы это был расистский вопрос. Но не так уж много времени прошло после взрыва 11 сентября, событий на Бали и войны в Ираке. Правильно это или неправильно, но людей волновало появление мусульман. Медсестра коротко бросила: